Будь моей ведьмой
Шрифт:
Мы приземлились в стороне от аллеи, ведущей к озеру, и тот факт, что стоянки тут не наблюдалось, Стужева совершенно не беспокоил. Он заглушил мотор, вышел из автомобиля, обошел его, открыл дверцу мне, а после повел вдоль кромки воды, вглядываясь в поверхность озера.
Осмотр водной поверхности завершился метров через двести, и, остановившись, Саша ледяным тоном приказал:
— Вылезай.
Озеро если удивилось, то ничем своих эмоций не выдало.
— Не зли меня, — холодно добавил Стужев.
Вода теперь безмолвствовала
— У меня среди государственных «крыша».
При звуках этого голоса я вздрогнула, но за широкую спину Кощея-младшего прятаться не стала, хоть и хотелось. А Саша… Александр Мечеславович Стужев стоял и смотрел куда-то вдаль, задумчиво и безмятежно. Собственно, с такой же безмятежностью, наверное, айсберг встретился с «Титаником»… кто потонул, а кто поплыл дальше, знают все. И никаких нервов, ни взгляда, ни жеста, ни проявления хоть малейшей заинтересованности…
— А ты от своих или сам по себе? — осторожно поинтересовался все тот же замогильно-булькающий голос.
По Стужевским губам скользнула ухмылка, и это весь ответ. В следующее мгновение Саша с силой сжал мою руку, и это позволило сдержаться, когда из воды начало вылезать нечто! Белоглазое, грязное, покрытое слизью, с губами, как у жабы, телосложением до пояса тоже словно с нее, бородавочной серой кожей, зубами, как у пираньи, то есть черными фактически!
— Маргош, это водяной, высшая нежить, способная накладывать чары подчинения на область обитания, людей и некоторые подвиды нежити, — сообщил мне Саша, — Ульран, это Маргарита Стужева.
Жуткое чудовище после этих слов уставилось на меня белесыми глазами, гулко сглотнуло и как-то нервно поинтересовалось:
— Жжжена?
Я кивнула. Дальше было уже надоевшее:
— Соччччувствую.
Состояние — выпала в осадок. Потому что вот если мне даже это сочувствует, то слов нет.
— Спасибо, — мило ответила водяному, — но мне все нравится.
На меня посмотрели как на душевнобольную, однако сказать что-либо еще Ульран побоялся и вновь направил взгляд на Стужева.
— Князь, — ощущение, что кто-то говорит, засунув голову в бочку, и это очень страшный кто-то, — меня государственные крышуют, я могу ответить на вопросы из уважения к тебе, но…
— Красивое озеро, — не реагируя на его слова, задумчиво произнес Стужев.
Жуткое серое слизистое чудовище вдруг начало зеленеть. Буквально. И глаза белесые медленно округлялись, и чудовищный рот приоткрывался.
— Очень красивое, — все так же, словно ни к кому не обращаясь, произнес Саша, вот только теперь в его словах отчетливо прозвучал намек.
И водяной затрясся весь и пробулькал:
— Ты… я… меня госконтора крышует, Князь!
— Тебя да, — с улыбкой парировал Стужев. — А вот насчет озера — не уверен.
Следующими изданными водяным звуками были явно грязные ругательства, причем их было много.
— Я с женой, — ледяным тоном напомнил Саша.
Ульран умолк. Затем прозвучало:
— Спрашивай.
Кощею было достаточно одного взгляда, чтобы поклонившись, водяной пробулькал:
— Спрашивайте, хозяин.
Вот после этих слов Саша поймал мою ладонь, переплел наши пальцы, поднес к губам, нежно поцеловал, улыбнулся мне и задал ледяной вопрос водяному:
— Как давно здесь темные?!
Если при угрозе его жилищу Ульран позеленел, то сейчас его кожа приобрела светло-серый оттенок. Неприятный такой, подчеркнувший грязную слизь и бородавки. Но под неумолимым взглядом Стужева водяной затрясся и пробулькал:
— Я думал, вас интересуют внеплановые утопленники… хозяин. Ваши бушевали, что я взял жизней больше оговоренной нормы и…
После такого кто-то возмущенно заорал:
— Что?!
А Саша почему-то сказал:
— Маргош, с этим я потом разберусь.
И тут до меня дошло, что кричала, оказывается, я! Причем громко, и на нас даже обернулась парочка, прогуливающаяся метрах в ста левее, и какая-то мамочка торопливо зашагала с коляской в противоположную от озера сторону — видимо, малыш спал, а тут я ору.
— Простите! — уже гораздо тише крикнула я.
Девушка остановилась, махнула рукой и тоже крикнула:
— Да ничего, все равно уже просыпаться время, второй час гуляем.
— А кто у вас? — не могла не спросить.
— Девочка. — В голосе мамочки такая гордость проскользнула.
И вот я стою и улыбаюсь, и она тоже, и тут Стужев:
— А сколько вам уже?
— Семь, — ответила мамочка и рассмеялась. — А вам сколько?
Я поразилась вопросу, но это я.
— Третий месяц, — беззастенчиво соврал Саша и, обняв меня, разместил руку на моем испуганно втянувшемся животе.
— Ну, значит, скоро с нами гулять будете, — крикнула девушка. — Легких вам родов.
— Спасибо, — поблагодарил Стужев, у меня дар речи отказал напрочь, — а вам не болеть.
— Спасибо, — ответила наша собеседница и укатила с проснувшимся малышом.
А в воде кто-то булькал от смеха. Причем заливался просто-таки, запрокинув голову. И это он зря, если честно. Хотя им я займусь попозже.
— Сашенька! — прошипела, едва сдерживаясь.
— Малыш, я просто беседу поддержал. А на счет беременности пока никак, Маргош, прости.
Странное дело — я обиделась. Моя сволочь всепонимающая обняла крепче и прошептала в ухо:
— Дома обсудим, если ты захочешь, я всегда за, только с уничтожением врагов поторопиться придется.
Ничего не ответив, просто положила ладони поверх его рук и постаралась скрыть счастливую улыбку. И меня очередной раз уносит куда-то в розовые облака, где светит ласковое солнышко, поют птицы и просто очень-очень хорошо и так отчетливо чувствуется тепло его прикосновений.