Будь моей
Шрифт:
Без сомнения, он сказал Инессе, что им придется проявить терпение. Но Инессе было нелегко проявлять терпение!
Что ж… Кэти глубоко вздохнула, стоя у окна. Если бы Брайд стояла сейчас с ней, от этого вздоха Кэти ее бы бросило в дрожь. Внизу по террасе прогуливались Брайд и Роберт. Теперь она знала, что должна сделать, чтобы аннулировать это решение, принятое под воздействием порыва, этот неразумный поступок, полнейшую глупость, которую совершил Себастьян, взяв ее в жены. Ему наверняка будет легко вернуть свою свободу, а для нее мир велик… В нем должен найтись далекий уголок,
«И однажды, — сказала себе Кэти, вцепившись в тяжелую шелковую штору возле окна, — я даже смогу снова выйти замуж… Я смогу выбросить из головы Себастьяна!»
Сможет!
Она прижала руку ко рту, пытаясь унять внезапную дрожь в губах. И вдруг Кэти пронзило фатальное откровение: когда она забудет Себастьяна, его золотистые волосы и синие глаза, она перестанет быть той Кэти, которая сейчас стоит у окна! Она станет Кэти, которая не может думать и помнить, которая вне себя от обиды, разум которой устал. Она станет Кэти, переставшей существовать!
Глава 17
В эту полночь в доме воцарилось полное спокойствие. Судя по тишине, все решили пораньше лечь спать. Перед тем, как отправиться в свою комнату, Брайд тихонько подошла к двери в спальню Кэти и шепотом пожелала ей спокойной ночи. Но Кэти не ответила. Она подумала, что будет лучше, если сестра решит, что она крепко спит в своей постели. В роскошной постели под бархатным балдахином!
Должно быть, Роберт давно ушел домой, а Себастьян… Себастьян, может быть, сидит внизу в библиотеке или, возможно, тоже лег спать.
Лежит в постели и размышляет над своей проблемой. Как ее разрешить, чтобы не пойти против своих португальских представлений о благопристойности и против своего португальского достоинства! И чтобы не привести в отчаяние Кэти!
Но Кэти уже написала две короткие записки, которые оставила на туалетном столике. Одна из них предназначалась Брайд — и она очень надеялась, что написанное в ней не очень омрачит будущее сестры. Вторую записку Кэти написала Себастьяну. Она объяснила, что, по ее мнению, выход, который она выбрала, поможет им избежать неприятных объяснений. Кроме этого, Кэти просила его — в награду (иначе она выразиться не могла!) за то, что она возвращает ему свободу, — великодушно обойтись с ее матерью и Айлин. Чтобы они не пали жертвами, по крайней мере, сразу, ее поступка. Для себя Кэти не просила ничего. Только чтобы Себастьян не делал попыток с ней связаться и не заставлял ее принять часть своего имущества.
У нее должно было хватить денег на первое время. А когда деньги кончатся, она найдет работу.
Запечатывая письма, Кэти несколько истерически подумала, что, должно быть, существует немало вакансий для бывших жен, которые никогда не были настоящими женами!
Написав письма, она собрала вещи, поместившиеся в один чемодан, и села в кресло, чтобы дождаться утра. Ее голова отяжелела, глаза сильно болели из-за непролитых слез. Но она не смела лечь в постель — понимала, что если сейчас заснет, то будет спать очень долго. А ей надо было незаметно выскользнуть из дома, как только рассветет, поймать такси по дороге в Торфао — если ей повезет найти такси в такой час! — и уехать в Лиссабон, чтобы улететь в Ирландию ближайшим рейсом.
Кэти точно не знала, чем она займется, оказавшись в Ирландии. Но, в крайнем случае всегда можно было попросить о помощи леди Фитц… Леди Фитц поймет ее!
Усталая, она сидела в роскошном уютном кресле. В темноте время шло медленно, час за часом. Из открытых окон доносились витающие в саду прохладные, сладкие ночные ароматы. Время от времени Кэти одолевала дремота, потом она вздрагивала и просыпалась, услышав бой часов, или ранний, далекий крик петуха в деревне, или просто сонный шепот моря. С каждым разом просыпаться становилось все труднее. Наконец Кэти решила, что время пришло, умылась, сделала макияж и переоделась в дорожную одежду. Потом потихоньку вышла на балкон и посмотрела на тенистый сад.
Через полчаса на небе появится светлая полоска. Кэти ждала ее так, будто это был знак. Когда, наконец рассвело и небо на востоке залило огнем, у нее вырвался глубокий вздох. Кэти посмотрела на сад, стараясь запомнить эти тропинки, лабиринт дорожек, наклонные террасы, фонтаны, бившие в украшенных изразцами бассейнах. Поворачиваясь к двери, она услышала какие-то звуки, доносящиеся снизу.
У Кэти перехватило дыхание, она испугалась. Все, что она задумала, нужно было делать сейчас — у нее не хватит мужества повторить эту попытку.
И тогда ее настойчиво позвал чей-то голос:
— Кэти!
Она бросилась в комнату, а потом, когда голос позвал ее снова — еще настойчивее, чем в первый раз, — вернулась на балкон. Дрожащими руками она вцепилась в перила и посмотрела вниз. На террасе стоял ее муж, все еще в белом смокинге. На его гладких золотистых волосах блестели капли росы. Лицо было бледным и измученным, а его синие глаза умоляюще смотрели на нее.
— Если я поднимусь к тебе в комнату, ты меня впустишь, Кэти?
— Но… — Ее поразила бледность его лица посреди тенистого сада, слегка надтреснутый голос. — Что ты там делаешь?
— Как и ты, я ждал рассвета. — Он умоляюще протянул к ней руки. — Кэти, позволь мне подняться!
— Очень хорошо, — сказала Кэти.
Через мгновение он уже еле слышно стучался в ее дверь, и она пошла открыть ее. Себастьян неуверенно вошел в комнату. Его синие глаза потемнели от напряжения, губы утратили прежнюю твердость. Он увидел раскрытый чемодан, лежащий на полу, письма, которые Кэти оставила на туалетном столике.
— Значит, ты собиралась уехать, — сказал он.
— Да.
Они уставились друг на друга. Кэти пришла в ужас, заметив, что даже его смокинг промок от росы. И ее поразила мука, которая читалась на его лице.
— Должно быть, ты провел в саду несколько часов, — сказала она.
— Да. Неужели ты не слышала, как я расхаживал по саду? Я думал, что если останусь под твоим балконом, то буду, по крайней мере, рядом с тобой! И я знал, что, если постучу к тебе в комнату, ты не откроешь мне дверь!