Будь моим, будь другим
Шрифт:
— Мне об этом ничего не известно, — я широко развела руками и села прямо, намекая, что разговор неплохо было бы завершить. — Как я уже сказала, из операционной я пошла прямиком в ординаторскую, а оттуда домой, спать.
Он силился придумать, чего бы такого спросить ещё, но так и не нашёлся, кивком попрощавшись. Я ответила взаимностью, поднялась и поехала обратно в больницу. Делать там было особенно нечего, но дома не сиделось и я решила послушать, о чем говорят в народе.
Ординаторская была больше похожа на пчелиный улей: собравшийся персонал
— Давид, как ты мог парня проворонить? — сказала, скривившись и обняв за талию дежурного в тот день медбрата. Одного из семерых. — Я пять часов с ним колупалась.
— Ник, не сыпь мне соль на рану, — поморщился он. — Андрей Викторович уже второй день мозги чайной ложкой выковыривает.
— Признайся, с Людкой дежурил? — прищурилась я, а он вздохнул, что было однозначным «да». Я слегка похлопала его по руке и сказала серьезно: — Да я не осуждаю. Такое разве может в голову прийти? Сами-то из реанимации не выйдут, а что упереть… псих какой-то.
— Вот именно, — буркнул Давид. — И психом надо быть, чтобы такое предвидеть… Людка нагрянула, она на втором дежурила, а я что?.. Грех отказываться.
— Людка красотка, — кивнула согласно. — Не дрейфь. Устаканится.
— Да уж хорошо бы, у меня другой работы нет… — вздохнул понуро, а я заспешила на выход.
Людмила Гаскина в самом деле была редкой красавицей, а вот то, что она, якобы, дежурила на втором — факт сомнительный. Копия графика всегда была у отца в кабинете, но уходя он обычно закрывал дверь на ключ. Пока я прикидывала, что бы такого придумать, дабы остаться одной в его кабинете, он вихрем пронёсся мимо меня, но через пару шагов притормозил и обернулся.
— Решила заехать, — развела я руками, а он скупо улыбнулся. — Давай подожду в кабинете? — предложила, а он тут же сунул мне ключи и заспешил дальше по коридору, как будто бы по делам государственной важности, не меньше.
Я слегка ускорилась и вскоре уже перебирала бумажки на его столе, воровато оглядываясь на дверь. По большому счету, я могла бы просто спросить у него, и он бы ответил, но факт моего интереса вызывал встречные вопросы, на которые я не могла ответить даже самой себе. Или не хотела.
Через пару минут график был обнаружен, но Людмила в тот день вообще не работала. Внутри меня начало подниматься какое-то чувство, смутно напоминающее ревность, а я торопливо от него отмахнулась, убрала график на прежнее место и устроилась на небольшом кожаном диванчике, но тут же поднялась, достала его вновь, сфотографировала и принялась расхаживать из угла в угол, дав отцу ещё пятнадцать минут: на большее меня не хватит. Он появился через пять, но скорее забрать ключи, чем послушать мой рассказ.
— Все в порядке? — спросил быстро, а я молча кивнула и отдала ему связку. Вот и поговорили.
В каморке смена заканчивалась в семь, на часах было только три, поэтому
Не могу сказать, что приходила от него в восторг, но процессу он отдавался с душой, это льстило и тешило самолюбие: как будто я была одна на всем белом свете. Да и комнатка запиралась на ключ, в отличии от ординаторской, где был сплошной проходной двор даже по ночам. Плюс ко всему, он был на столько галантен, что на мои синяки не обратил никакого внимания, а стертые колени даже слегка добавили градус.
— Людка давно заходила? — спросила вдруг, сидя на нем верхом.
— Которая? — уточнил Русик, а я порадовалась, что настояла на презервативе, несмотря на то, что пью таблетки.
— Гаскина. Красавица.
— Ник, ты же знаешь, для меня все женщины прекрасны, каждая по-своему, — сказал он с намеком на укор и призадумался. — На днях была, не помню точно когда. Почему ты спрашиваешь?
— Ревную, — мяукнула, лизнув его в шею, и скоротала ещё час.
— Степаныч скоро будет, — вздохнул Русик, даже не думая подниматься со стула и натянуть, хотя бы, трусы.
Я решила не лишать парня права выбора, быстро оделась, пригладила волосы и накрасила губы, то есть, всеми возможными способами постаралась придать себе приличный вид, а потом ухватилась за дверную ручку, а Руслан подорвался:
— Ника, ну ты чего, я ж голый!
— Мои действия? — спросила с удивлением, а он вздохнул:
— Подожди минуту.
И оделся секунд за двадцать секунд. Поразительней парень.
— Теперь можно? — вздохнула, а он кивнул, но принялся рассыпаться в комплиментах, которые я так давно не слышала, и я решила дослушать их все. Вышла довольная, как и любая другая женщина из этой комнатки, и решила дождаться Виктора Степановича где-нибудь подальше.
Через полчаса снова вошла в каморку, где мужчина в возрасте безотрывно пялился в мониторы невидящим взором.
— Виктор Степанович, как часто происходит перезапись? — спросила с ходу.
— Три дня, — ответил, даже не повернув головы.
— А где хранятся записи?
— На удаленном сервере, пароль знает только Андрей Викторович.
— А как зайти на этот сервер? — спросила со вздохом, а он все-таки повернул голову, убедился, что я — это я, и сказал:
— Пришлю ссылку на рабочую почту.
Ответ меня вполне удовлетворил, я молча закрыла дверь и заспешила домой смотреть видео с камер, потому как пароль знала прекрасно: как и многие люди его возраста, отец предпочитал один на все случаи жизни и хранил бумажку дома под клавиатурой. Попытки объяснить ему, что это не безопасно успехом не увенчались, и я оставила затею, признав ее абсолютно бесперспективной. А через час уже сидела перед ноутбуком и смотрела, как верзила выкатывает моего больного. Снова и снова. Как будто каталка была игрушечной, а на ней не лежал взрослый мужик. А меня из скорой за волосы… вот скотина.