Будь проклята Атлантида!
Шрифт:
– Доброй дороги, меняющий! – весело крикнула Тейя высунувшемуся торговцу. – У тебя есть пенистый сок и сладости?
– Конечно, высокорожденная! Сок из лучших яблок и свежие душистые хлебцы и орехи в меду. Сколько ты хочешь?
– Мы замерзли. Пусти нас в повозку и налей каждому по чаше.
Атлант как будто смутился, но тут же гостеприимно распахнул полость и потянулся зажигать масляный светильник. Тейя, Илла и четверо мужчин расположились на покрытых войлоком скамьях в задней части повозки, которая служила и лавкой и харчевней.
Светильник медленно разгорался. Атлант в переднике звякал чашами. Его раб, либиец, развязывал шнурок на бурдюке. В колымаге был еще один человек. Возле мешков с товарами скрючилась женская фигура в рабской серой накидке. Лицо было повернуто к стене, но желтоватая кожа рук выдавала либийку.
Из спутников Тейи один был атлант, а возница и два всадника – рабы. Налив три чаши, торговец подал их женщинам и атланту.
– Что же ты? Наливай еще! – сказала Тейя.
– Рабам тоже?
– Разве они замерзли меньше нашего?
– Ты права, - атлант чуть улыбнулся, - стужа не разбирает между хозяином и рабом.
– Выпей и ты сегодня с нами и налей своим людям. У меня сегодня большая удача! – Тейя подмигнула Илле.
– Хорошо продала или дешево купила?
– Бери выше! Я помогла другу, который когда-то помог мне.
– Освободиться от долга приятно, - хозяин отхлебнул сока.
Когда либиец подошел к забившейся в угол соплеменнице, та еще теснее прижалась к стене. Раб что-то сказал, женщина покорно взяла чашу. Присутствующие на миг увидели заостренное книзу лицо с выпуклыми темными глазами. Сумеречный взгляд либийки скользнул по веселым лицам и тут же спрятался. Тейе показалось, что когда-то давно она видела это лицо, но не придавленное тупой покорностью судьбе.
Где это могло быть? В Умизане, во время нашествия диких?..
А, стоит ли вспоминать! Согревшиеся люди, перекидываясь шутками, допивали чаши, разноцветные руки тянулись к блюду со сладостями.
Не хотелось выходить из теплой колымаги на пронизывающий ветер, но пора было продолжать путь. Тейя сняла со шнурка кольцо, получила несколько бусин сдачи. Вскоре стук колес легкой повозки затих вдалеке.
– Поедем и мы? – встрепенулся торговец.
– Брат, - обратился к нему либиец, - может быть, сначала…
– Ты прав, - атлант и ухом не повел на неслыханно дерзкое обращение. – Матери либов пора узнать правду.
При этих словах женщина вздрогнула и подняла голову, затравленно озираясь. Проклятый узкоглазый, купивший ее утром у владельца ткацкой мастерской! Откуда он узнал, кто она? Что теперь будет? Не с ней – с племенем!
В густеющей тьме, по выбоинам одной дороги катились две повозки. В легкой, убежавшей вперед, спали, обнявшись, две атлантки, выбравшие счастье, не понятное другим женщинам: наемная певица и будущая жена раба. В тяжелой колымаге далеко позади атлант и либиец убеждали потрясенную Хамму, что она среди друзей и скоро увидит свой народ. Никто из людей в повозках не знал, что недавно они отпраздновали два похищения вместо одного.
– Опять жуешь листы? – Ор вздрогнул. В дверях стоял Палант с грозным лицом и подергивающимися от улыбки губами. – Ты отощал еще больше, чем той весной, на Оленьей. Смотри, не доживешь до синего платья!
– Силы хватит! – Ор потянулся, хрустнув костями.
– К ней бы хорошее копье, чтобы размяться, протыкая узкоглазых?
– Палант, довольно! – взмолился Ор. Несколько дней назад знаток, соскучась по шутке, разыграл сцену «узнавания» и теперь то и дело конфузил гия воспоминаниями
об их первой встрече.
– Ну-ну, не тявкай, гийский лис. Сейчас ты поедешь с болтливым шакалом во Внешний Круг. Зачем? Там увидишь.
Полдороги Палант высмеивал заумные места древних поучений и толкования, которые им дают иные мудрецы. Потом вдруг стал умиляться завидной судьбе тех, кто весь ушел в поиск, освободясь от пустых удовольствий обычной жизни. Ор никак не мог уловить, где серьезная речь переходит в насмешку.
У одного из домиков селения Палант спешился и махнул Ору, чтобы тот шел за ним. У входа молодая гиянка пристально посмотрела на земляка в одежде узкоглазых. Ор почтительно приветствовал ее, опустив руки к коленям. Женщина растерянно потупилась, не зная, отвечать ему, как хозяину или как соплеменнику.
Дом мало чем отличался от жилища Храда. Сердце Ора заныло, когда Палант толкнул его в боковую комнату – такую же, в какой жила Илла. А потом сердце провалилось в живот и прыгнуло оттуда в горло, потому что сама Илла кинулась Ору навстречу.
Пятясь, он пытался пробормотать гийское заклинание против оборотней. Не помогло. Хуже того: дух заговорил!
– Ор! Мой охотник! Мой воин! Ты не узнал меня? Видишь, я знала, что мы соединимся. Или ты не рад этому?
И тогда Ор неловко обхватил девушку и окостенел в отчаянной надежде, что если держать видение изо всех сил, оно не исчезнет. Тихий смех раздался за спиной гия:
– Я же говорил тебе, девушка, что сперва он примет тебя за духа, а потом вцепится, как рысь. А теперь тихо! Слушайте!
За занавесью запел звучащий лук. Мелодию, задумчивую и нежную, поддержал голос, поющий о маленьких невянущих цветах – знаках нерушимой любви. Узнав голос, Ор вновь стал склоняться к тому, что все это – затянувшееся наваждение. Но тут Тейя вышла из-за занавеси и, потянув за руку Паланта, обняла Иллу. Знаток обхватил шею Ора. Несколько дыханий четверо стояли, не произнося ни слова. Потом Тейя окинула гия внимательным взглядом:
– Хорошо, что борода сбрита. Лицо тоже годится – загорелое. Однако волосы!.. Ну, обвяжем цветным платком. На севере есть такой обычай. Да отпусти ты Иллу, никуда она не денется. Палант, зови жреца! А вы запомните: Палант – отец Ора, я – мать Иллы. – Она насупилась, сразу став на десяток лет старше.
Знаток ввел подслеповатого старичка в желтой одежде, внес жаровню с углями. Старичок бросил в нее порошка, и комната наполнилась ароматным дымом, забившим кислый запах некты, идущий от жреца.