Будь проклята Атлантида!
Шрифт:
– Для тебя, - он повернулся к Паланту, - у меня, увы, нет награды.
– Ну и не надо! – знаток скорчил такую обиженную гримасу, что даже Ферус рассмеялся.
Все осталось позади – бесконечный путь по сверкающей снежной равнине, гряды торосов, коварные трещины, незаходящее солнце и горячие озера Зирутана, лазанье по склонам и ледяным обрывам с мерными шнурами. Суровым испытанием стало возвращение. Погиб сын Лебедя, под ним провалился снежный мост, и охотник вместе с оленем рухнул в бездонную пропасть. Путников изнуряли бесконечные
Все осталось позади, теперь, в Долине Древа, невзгоды и трудности вспоминались с гордым ощущением победы. Отдых был недолгим, Ситтар приехал за рабами, с которыми Ор успел сродниться.
– Скажи, Ор, - спросил на прощание Тиво, - что бы ты выбрал себе и своим детям: жизнь рабов на теплой земле или свободу в снежной тундре?
– Ты спрашиваешь так, будто я могу выбирать. Кто мне предложит выбор? Ты, что ли, стал всесильным богом?
– Не я. Но есть такой человек. А может быть, он бог. Что бы ты ответил, если бы он позвал биться за свободу?
– Ты же знаешь, как я поступил пять лет назад, - ответил Ор.
Он долго обдумывал слова Тиво. Неужели там, под Анжиером, не все было кончено? И есть кто-то, например, Айд или этот, Приносящий, от которого в войско приходил посланец-атлант…
Но неожиданно выбор, о котором они говорили с Тиво, грозной тенью встал перед Ором. Как-то ночью, заметив, что Ор не спит, Палант зашел в его каморку и сказал, что обдумывает план возвращения гия на родину. Для этого можно было бы устроить путешествие наподобие зирутанского, но на этот раз поближе к Оленьей.
Ор долго молчал. При слабом свете плавающего в сале фитиля атлант всматривался в лицо молодого гия. Сперва на нем вспыхнула радость, но тут же сменилась растерянностью; губы задрожали, на глазах блеснули слезы. Потом лицо его застыло в выражении грустной решимости.
– Спасибо тебе, брат матери! – сказал он медленно. – Это великая награда, но я не смогу ее принять. Послушай, что я тебе расскажу, но поклянись хранить тайну.
– Чудеса! – протянул Палант, выслушав рассказ об удивительной любви дочери почтенного общинника и молодого раба дикого племени. – И ты думаешь, она все еще ждет тебя?
– Она дала клятву.
– Что ж! После всего, что ты о ней рассказал, я ничему не удивлюсь… - Вдруг, вспомнив о чем-то, Палант фыркнул. – Вот теперь я понял, почему она так радовалась, что ты ничего не забыл! А я, тупой кабан, думал, что речь идет о правилах счета! Странный у тебя путь, - задумчиво продолжал знаток. – Наши плешивые мудрецы уверяют, что дикарь не может постичь знания, данные избранным, что любовь доступна лишь имеющему изысканное воспитание. Ты опроверг и то, и другое.
– Наверное, потому, что я плохой гий, - печально улыбнулся Ор.
– Ну, видно, я еще худший атлант! Я попытаюсь помочь тебе. Для начала посоветуюсь с… одним хорошим человеком.
– Это не принесет вреда Илле?
– Нет, она… Этот человек не способен на зло.
Когда Ор вспомнил, что не рассказал другу об их первой встрече в устье Оленьей, тот уже спал. А Ор все не мог заснуть. Взбудораженные мысли метались в голове, сталкиваясь рогами, как весенние олени. Постепенно они разделились на три стада, каждое со своим пастухом. И каждый из пастухов был вроде бы Ор, но все три Ора – разные.
Один – ученик Феруса, помогающий в добром деле битвы с холодом. А другой – раб, исхлестанный Агданом, видевший смерть сотен братьев на проклятом канале. А между этими Орами, враждебно косящими друг на друга, переминался третий и гадал, кто же соединит его с Иллой? Одно Ор знал – если начнется бой, он не сможет стоять в стороне.
Жизнь быстро входила в обычную колею. Как прежде, они спускались по утрам к ручью, оставляли в трапезной миски с недоеденной гжалой, сидели над листами в уютных гротах. Словно не было голода и стужи, горячих фонтанов и бездонных трещин.
Но они были! Перед Ферусом лежал ворох листов – бесценная добыча похода. Разобрав их, Учитель немедля навьючил всех грудами огромных чисел, которые надо было превращать в еще более огромные. Они трудились над этим, подгоняемые неистовым стариком, поднявшим руку на духов холода. Он раскричался на Паланта, когда тому понадобилось куда-то отлучиться. Знаток сокрушенно кивал, принимая упреки в суетности и нерадивости, потом взгромоздился на лохматую лошадку и ускакал.
Возвратясь через три дня, он глянул на Ора, словно видел его впервые, и пробурчал нечто насчет гиев, хитрых, как лисы, и скрытных, как Чаа – бог с рыбьей головой. Остаток дня Палант путал числа, напевал себе под нос, виновато косясь на утонувших в подсчетах собратьев.
Певица купила дом в одном дне пути от Долины Древа. Здесь она отдыхала, сюда приезжал Палант – добрый, все понимающий и все еще не верящий в поздно пришедшее счастье.
Получив весть о его возвращении с Зирутана, Тейя примчалась туда, обогнав своего ответного голубя. В первый день Палант отказался говорить о путешествии. Он сыт льдами, вулканами, подсчетами! Но мало-помалу пришло время рассказов, в которых немалое место занял Ор, а через несколько дней и связанные с ним тайные планы.
– Послушай! – однажды перебила его певица. – Ведь моего защитника тоже звали Ором. А вдруг это он?
– Вряд ли, - возразил Палант, - Ор частое имя у гиев. И потом, твой был из рода Куропатки, а этот из Лебедя…
– Это он, он! – закричала певица. – Ну, конечно, он узнал тебя – и боялся. Ведь тогда эти Куропатки…
– Да, - согласился потрясенный Палант, - скорее всего это действительно он.
– Это как песня! – прошептала Тейя.
– Только ее нельзя петь, если не хочешь накормить коршунов!