Будь счастлив, Абди!
Шрифт:
Мы смотрели на ползущие ленты транспортера, на станки, автоматически начиняющие мясом консервные банки, на смуглокожих людей, уверенно орудующих сложной техникой, и не верилось, что все это происходит в Африке, у экватора.
У одного станка стоял старик. Опершись подбородком о палку, он как завороженный не спускал глаз с рабочего.
Потом, осторожно ступая, подошел к нему, дотронулся до плеча, выразительно показывая на станок. Рабочий осклабился в улыбке, показывая ядрено-белые зубы. Протянул руку и нажал на рычаг. И тотчас лента конвейера
— Почему остановил ленту?
Тот опять нажал на рычаг — и все загрохотало, все пришло в движение.
Наклонившись, рабочий стал на ухо объяснять инженеру причину остановки, кивая головой в сторону старика сомалийца.
Мы пошли дальше. Уже во дворе Али спросил инженера, почему рабочий остановил ленту.
— Этот старик очень богатый. Он пригнал на комбинат скот. А рабочий несколько лет назад был у него пастухом. Вот он и показывал бывшему хозяину, чему выучился и какая сила заключена в его руках, руках бывшего пастуха.
Абди проснулся и лежал, не решаясь открыть глаза. Он с сожалением думал о чудном сне, который так внезапно оборвался. И чем сильней он старался вспомнить сон, тем больше ему казалось, что виденное было явью, только с того времени прошло много лет, может, десять, а может, и двенадцать. Тогда еще был жив отец, и жили они в боскалии.
Он пас коз и забрел так далеко, как не заходил никогда раньше. После дождя жара спала, дул свежий ветерок. В лучах солнца искрилась трава. Кустарник и раскинувшие крону зонтом деревья стояли зелеными. Было так красиво, как только бывает в цветных фильмах, что показывают в итальянском кинотеатре.
И вдруг на поляну выплыло странное животное. Оно неловко передвигало длинные ноги и пугливо озиралось, поводя ушами. Между ушами пеньками торчали рожки. Оранжево-бурая с темными пятнами шкура сливалась с зарослями. Выдавала его только маленькая головка на очень длинной шее, выглядывавшая поверх деревьев.
А потом из зарослей показалось еще такое же существо. Только оно было намного меньше первого и едва доходило тому до брюха. Скрытый кустами мальчишка забыл о козах. Никогда еще не приходилось видеть таких зверей. Потом он узнал, что это были жирафы.
И вот теперь он опять увидел во сне странное животное. Выступали чашки колен, гордо выгнутая грудь, переходящая в шею, низко опущенный круп. Метелка хвоста раскачивалась из стороны в сторону, отгоняя назойливых мух…
— Алай-лай-лай! — послышался в утренней тишине голос муллы. — Алай-лай-лай!
Было еще темно. Город спал, но, внизу, под окнами, в узкой улочке, где не могла проехать даже ишачья повозка, уже слышались шаги. Потом прохожий долго и надсадно кашлял, и Абди узнал соседа, промышлявшего в порту случайным заработком. Обремененный не в
В оконце лениво вползал серый рассвет, и постепенно выступала из темноты стена с облупившейся штукатуркой и темными потеками. Абди знал, что пройдет немного времени, и голоса из тесной улочки ворвутся через единственное оконце в комнату и разбудят сестер и братишек, рядком спящих на дерюжке вдоль стены.
Бесшумно поднялась с лежанки мать. Приблизилась, тихо ступая босыми ногами по цементному полу. Абди, чуть приоткрыв глаза, видел, как она постояла над ним, а потом осторожно коснулась плеча.
— Вставай! Не спишь ведь.
Весной Абди исполнилось семнадцать. После смерти отца он стал в семье старшим.
Абди открыл глаза и, сожалея о вспугнутом сне, поднялся. Сегодня нужно было нести торговцу Осману маски, которые он накануне вырезал.
Изготовление масок давало заработок. На него и жила семья. Кое-что приносили братишки, заработав на улице за весь день два-три шиллинга. За каждую маску Абди получал по семь, а то и десять шиллингов.
Маски он наловчился делать быстро. Брал пластину пахучего камфарного дерева, выдалбливал стамеской середину, с другой стороны стачивал края, придавая изогнутость. Продолжал работу острым ножом.
Дерево оживало, появлялись едва уловимые черточки лица. Лезвие послушно врезалось в податливое дерево. Постепенно контуры лица проступали все отчетливей. Юноша чувствовал, как придать маске свирепость, как сделать ее добродушной, а как — глуповато-спокойной. Потом он выпиливал узкой пилкой отверстия на месте глаз и рта, шлифовал и полировал ее. Дерево издавало приятный запах, напоминавший запах ладана. И от сознания того, что в дереве удалось воплотить задуманное, становилось радостно и легко.
Когда он направился к Осману, солнце уже взошло. Громыхали засовы и железные двери лавок. Из баров тянуло ароматом кофе. Абди вдруг почувствовал голод и вспомнил, что накануне вечером он не ел, выпил только чашечку чая. В желудке сосало, перед глазами плавали цветные круги.
«На обратном пути непременно зайду выпить кофе», — решил Абди и ускорил шаги. Проходя мимо магазина, где продавались книги и открытки, он увидел на витрине пестрые фотографии. На одной было то самое высоченное животное, что приснилось ему ночью. Животное было таким высоким, что голова его возвышалась над деревом.
«Вырезать бы такого!» — мелькнула мысль. Забыв о голоде, Абди долго разглядывал фотографию, стараясь запомнить каждую частицу несуразного тела жирафа.
— Ты? — вместо приветствия произнес Осман, когда юноша зашел в лавку.
Худой и сутулый, с длинным лицом и большим крючковатым носом, торговец напоминал хищную птицу, каких видел Абди в детстве. Почуяв наживу, они слетались к деревне и неподвижно сидели черными пнями. Выждав, когда люди уходили, они набрасывались на останки верблюда или коровы и с клекотом рвали и пожирали мясо.