Шрифт:
Предисловие автора
Когда я ещё, будучи студентом Канадзавского университета, жил, учился и работал в Японии, то познакомился в небольшом городке Ёсида-мати префектуры Ниигата с настоятелем дзен-буддистского храма «Роккакудзи» отцом Гонгэ. Он был родом из этого городка, который я скорее назвал бы большим селом, да и назывался-то он словом «мати», как селение, в отличие от понятия «тоси», что означает небольшой городок. В этом городке у него жили родственники, и он приезжал их навещать. Его храм находился высоко в горах Синано, в тех местах, о которых писал ещё в своё время знаменитый писатель Симадзаки Тосон, произведения которого мне также нравятся, как и повести моего любимого писателя
Я встретился с отцом Гонгэ на одной пирушке у мэра. Местное общество было дружное и сплочённое, почти все жители городка знали друг друга. Когда мы разговорились с отцом Гонгэ, и я ему чем-то понравился, он стал говорить мне очень странные вещи. Речь зашла о романе Симадзаки Тосон «Нарушенный завет», и я сказал, что очень интересуюсь народом айну, аборигенами японских островов, о жизни которых писал автор романа. Я знал, что айну, заселявшие острова ещё до прихода на них японцев, отличаются от них внешне, у них растёт густая борода и многие из них голубоглазые. В основном они занимались скотоводством.
Будучи в Японии париями и считавшимися японцами «нечистыми», они как-то вообще выпали из внимания японской общественности. Мне очень хотелось встретить хотя бы одного айну, и тут вдруг отец Гонгэ мне объявляет, что один из его духовных воспитанников, монах Мосэ, является представителем этого народа. Более того, я узнаю со слов Гонгэ, что айну являются одним из затерявшихся в Азии колен евреев, которых когда-то в глубокой древности персы, пленив, увели из Земли Обетованной в Вавилон. Более того, храм Роккаудзи, в переводе означавший «Храм шести углов», имеет своим символ звезду Давида. Когда я это услышал, то почувствовал, что стою на пороге открытия, мировой сенсации. Пирушка продолжалась, и чем больше было выпито саке и пива, тем откровеннее становились наши разговоры с отцом Гонгэ. Узнав, что я изучаю японскую литературу и хочу стать писателем, он сказал, что некоторое время жил вместе с одним европейцем-писателем, который гостил у него в храме и тоже изучал японскую литературу. По вечерам тот писал рассказы о будущем.
– Как? – удивился я. – Он делал прогнозы на будущее, или же был фантастом?
Он рассмеялся и заметил:
– Ни то и ни другое. Он сам предсказывал будущее. Он просто слышал в шелесте листьев дерева шёпот тонких сущностей о будущем нашей планеты. Дерево само разговаривало с ним. Помните, как дело было с пелазгами у древних греком, с которыми тоже разговаривали деревья.
– Он слышал будущее? – я ушам своим не верил.
– Да, – ответил священник. – И очень страшное. Он сказал, что скоро Японии не будет. Вся она разрушится и уйдёт под воду.
– Он кроме вас ещё кому-нибудь это говорил? – спросил я.
– Говорил, но никто ему не поверил, посчитали его сумасшедшим.
– Однако, – признался я, – в такое трудно поверить.
– Вот и они так говорили, – сказал он, кивнув на моих японских друзей, предающихся веселью. – Пир во время чумы.
– А доказательства? – спросил я его.
– Есть доказательства, – сказал он, – я лишился двух своих учеников-монахов. Оба они исчезли, перешли в другое измерение, так сказать, в параллельный мир, или в иное время: в прошлое или будущее – этого я не знаю. Одного звали Хотокэ, а другого – Мосэ.
– Странные имена, – заметил я, – как я понимаю, Хотокэ переводится как Будда, а Мосэ – Моисей. А ваше имя пишется двумя иероглифами как «Воплощение»?
– Совершенно верно, – улыбнулся он.
– Неужели воплощение Будды!? – шутливо воскликнул я.
– Всё может быть, – добродушно рассмеялся он, – я пока сам этого не понял.
– И чем же занимались ваши ученики?
– Дело, которым занимались они, наши власти с американцами засекретили, – ответил он.
– Интересно, что же это за дело такое? – спросил я, ещё больше удивляясь.
– Дело об экспериментах НАСА с электронными ловушками, которые американцы расставляли по всей Японии возле самых старых деревьев.
– Зачем? – удивился я.
– Этого они нам не говорили. Проводили какие-то свои секретные эксперименты. Вы же, наверное, знаете, как трепетно японцы относятся к деревьям. Для нас буддистов, но особенно для синтоистов, дух дерева является богом, проводником в прошлое и будущее. Недаром когда-то в древности пеласги, жившие среди греков, также, как и этот писатель, по шелесту листвы дубов могли предсказать будущее. Ведь старые деревья являются самыми древними представителями жителей нашей планеты. А у нас в Японии есть деревья в возрасте нескольких тысяч лет. Таких деревьев больше не сохранилось в мире. И правительство их объявило национальным достоянием и сокровищем. Повсюду в мире деревья вырубаются, а у нас сохраняются. В Японии нельзя рубить деревья. Наша страна – единственная в мире, где площадь лесов увеличивается. Всю древесины мы ввозим в страну из-за границы. Дерево для Японца – святыня, потому что дух деревьев связан с прошлым и будущим, а их жизнь – с мировым вселенским временем. В моём храме тоже есть такое дерево, с духом которого он и общался.
– И что же ему сказал этот дух? – спросил я с замиранием в сердце.
– Он сказал, что приближается время мирового катаклизма. Япония затонет в мировом океане, как корабль. Погибнут почти все японцы. Исчезнет с лица земли Австралия, часть Америки и Европы, половина Азии тоже будет залита водой. Сохранится только Россия с западной и восточной Сибирью. Многие народы там найдут своё убежище.
– Неужели такие пугающие предсказания? – удивился я.
– И всё начнётся с Японии, – ответил Гонгэ, грустно покачав головой, – уже началось.
– Не может этого быть! – воскликнул я.
– Вот, – сказал он, доставая из своей дорожной сумки тетрадку. – Здесь он записал всё, что было, и что будет. Отдаю вам её, можете использовать, как хотите. Всё равно она здесь в Японии никому не нужна. Да и никто не понимает языка, на котором она написана. От неё у меня будут только одни неприятности с властями и американцами. Я специально её захватил с собой, чтобы передать вам. Может быть, вы с ним встретитесь и вернёте её ему. Он так неожиданно покинул тогда мой храм, что забыл некоторые свои вещи. Если вы его встретите, то напишите мне, я перешлю ему всё, что он тогда забыл у меня. Я пришёл на эту вечеринку лишь затем, чтобы встретиться с вами. Ну, а если не найдёте его, то уж пусть эти записи хранятся у вас. Всё равно, по его словам, скоро везде здесь будет вода. Может быть, в вашей стране найдутся благоразумные люди, чтобы подумать о будущем и как-то побеспокоиться о безопасности мира и человечества.
Я заглянул в тетрадь и очень удивился. Она была исписана по-русски почти каллиграфическим почерком.
– Так этот писатель русский? – спросил я у отца Гонгэ.
– Не знаю, кто он по национальности, но выдавал себя за немца. Знал хорошо немецкий язык, потому что носил с собой библию на немецком языке. Может быть, русский, может быть, еврей, а, может быть, немец. Но то, что он был православный, за это я ручаюсь. В деревне Ёсида он хотел открыть православную церковь. Но у него ничего из этого проекта не вышло. Потому что наши жители всегда придерживались традиционной веры, рождались синтоистами, а умирали буддистами. Он имел церковное имя Хризостом, но его все деревенские, почему-то, звали Христом Иесу – Иисусом Христом. Смеялись над ним, но на его проповеди ходили с интересом. Я думаю, что он путешествовал по Японии от русской православной церкви, но вот был ли он священником, я этого не знаю.