Будда однажды сказал
Шрифт:
Если эгоист, хотя бы случайно, доходит до ворот в рай, он не войдет. Это не его представление о рае: без забронированных мест, всем «добро пожаловать». Тогда в чем смысл? Пропускать должны только самых избранных, очень немногих, редких людей. Тогда эго сможет войти в рай. А на самом деле эго не может войти в рай, оно может войти только в ад. Лучше сказать, эго несет в себе свой собственный ад, куда бы ни шло.
Как-то случилась такая история.
Мулла Насреддин упал в деревенскую выгребную яму и никак не мог выбраться. Тогда он начал кричать: «Пожар, пожар!» — и
— Но здесь нет пожара! — воскликнул их начальник. — Зачем же ты кричал «Пожар»?
— А вы что хотели, чтобы я кричал? — спросил Мулла — «Дерьмо»?
Эго таково, что, даже если оно уже в аду, оно с этим не согласится, оно этого не примет. Эго всегда продолжает себя украшать.
Вы спрашиваете меня: «Должен ли я принять ад, прежде чем смогу найти блаженство?»
Другого пути нет. Вам надо не только принять это, вам нужно понять и проникнуть вовнутрь. Вам придется пережить страдания и боль всего этого для того, чтобы вы полностью об этом узнали. Только тогда, когда вы знаете, что это такое, вы сможете узнать, как создаете всё это вы. И только тогда, когда вы узнаете, как это создаете вы, тогда только от вас будет зависеть — хотите ли вы создавать это и дальше или нет. В таком случае выбор зависит от вас. «Я не понимаю, как?»
Да, это трудно — принять ад. Все наши усилия идут на то, чтобы отрицать это. Именно поэтому вы можете внутри плакать, а внешне улыбаться. Вы можете быть грустным, но вы делаете вид, что вы — счастливы. Трудно принять то, что вы — несчастны. Но если вы продолжите отрицать это, вы будете всё больше и больше отделены от своего осознания.
Так происходит, когда мы говорим что-то, не осознавая этого. Это означает, что это «что-то» стало оторванным от вашего сознания. Вы так долго его отрицали, что оно отступило в теневую часть вашей жизни, оно словно переехало в чулан. Вы никогда уже не встретитесь с этим, но оно продолжает работать в глубине и наносить вам вред и отравлять ваше существование.
Если вы несчастны, то можете улыбаться, но это будет неискренняя улыбка. Это — просто упражнение для губ. Оно не имеет ничего общего с вашей сущностью. Вы можете улыбаться, вы можете заставить женщину влюбиться в вашу улыбку. Но помните: она делает то же самое. Она тоже улыбается, и она тоже несчастна. Она так же делает вид. И так две фальшивые улыбки создают ситуацию, которую мы называем влюбленностью. Но как долго вы будете продолжать улыбаться? Вам надо будет расслабиться. После нескольких часов вам придется расслабиться.
Если вы проницательны, вы можете это увидеть: если вы проживете с человеком хотя бы три часа, вы сможете увидеть его реальность. Потому что делать вид более трех часов очень трудно. Как продолжать улыбаться в течение трех часов, если улыбка не идет изнутри вас? Вы забудете об этом и раз, и два, и обнаружится ваше несчастное лицо.
В какие-то моменты вы можете обманывать. Именно так мы обманываем друг друга. И мы как бы уверяем, что мы — очень счастливые люди. Но мы не такие. То же самое делает и другой. Потом каждая такая любовная история становится страданием, и каждая дружба становится страданием.
Скрывая ваше несчастье, вы не выбираетесь из него — вы создаете еще больше страданий. Первое — нужно с ним встретиться. Никогда не делайте шаг навстречу другому, прежде чем вы не посмотрели в глаза собственной реальности, и никогда не притворяйтесь, что вы — кто-то другой. Потому что счастье так не приходит никогда. Просто будьте собой.
Если вы несчастны, то будьте несчастны. Ничего неправильного не произойдет. Вы убережете себя от многих неприятностей. Конечно, никто в вас не влюбится; но это хорошо — вы будете спасены от многих проблем. Вы останетесь один — но в том, чтобы быть одному, нет ничего такого. Посмотрите своему состоянию в лицо, заберитесь вглубь него, достаньте его, вырвите с корнем из бессознательного и поднимите к сознанию.
Это тяжелая работа, но она того стоит — она окупается чрезмерно. Окупаемость — огромна. Как только вы что-то увидели, вы можете это просто выбросить. Оно существует, пока невидимо, оно существует только в бессознательном, в темноте. Как только вы выносите это на свет, оно увядает.
Вынесите на свет весь свой ум, и вы увидите: всё, что приносит страдания, начинает умирать, и всё, что прекрасно и блаженно, начинает всё больше разрастаться. В свете сознания то, что остается,— хорошо, а то, что умирает, — плохо. Таково мое определение греха и добродетели. Добродетель — это то, что может вырасти при абсолютном осознании; и в этом нет неясностей. Грех — это то, что при осознании расти не может; ему для роста нужно незнание. Незнание для него — обязательно.
Ошо,
Около года назад я услышал о просветленном буддистском учителе на юге Кореи и из ближайшего города шел пешком три дня к его храму. Ему было, кажется, девяносто четыре года, у него было лицо как у ребенка, улыбка как у младенца и удивительно сочувствующий взгляд.
Его первым вопросом было: «Как ты добрался сюда, ведь сюда нет дороги?» Я часто сижу здесь, и часто задаю себе вопрос, как я добрался до вас, Ошо, ведь сюда нет дороги.
Дорога не нужна — потому что ваш учитель — там, где вы. Вы можете прийти ко мне только тогда, когда прекратите путешествовать, когда вы оставите все тропы, пути и дороги. Когда вы просто будете там, где вы есть, вы — со мной. Это — единственный способ быть со мной. Не нужно никакой тропы. Все тропы сбивают столку. Чтобы прийти домой, не нужно дороги. Вам надо просто прекратить путешествовать и метаться туда и сюда.
Старик действительно задал вам прекрасный вопрос: «Как ты добрался сюда, ведь сюда нет дороги?»
Он говорил, как говорят в дзен. В дзен есть коан [Коан (гунъань) — это короткие истории дзен, как правило содержащие в себе некоторый (часто неявный) вопрос или описывающие просветление.] о том, что у одного человека был гусь. Когда гусь был очень маленьким, он посадил его в бутылку. Затем гусь начал расти. Он продолжал кормить гуся в бутылке. И потом гусь стал слишком большим — таким большим, что горлышко бутылки оказалось слишком маленьким, и он не мог выбраться оттуда.