Буддист-паломник у святынь Тибета
Шрифт:
Постовые солдаты тотчас же пришли в наш лагерь и, увидев, что это обычный караван богомольцев, принялись уже каждый за свои частные дела, заключавшиеся в мелких торговых сделках посредством натуральной мены, а главным образом в зорком высматривании того, что плохо лежит.
Через четыре небольших перехода отсюда мы прибыли к так называемому Накчу-гонба [100] , т. е. к Накчукскому монастырю, резиденции двух правителей здешних кочевников, назначенных от центрального управления Тибета – дэвашуна. Один из них духовного звания и именуется ханбо, а другой светского и зовется нансал.
100
На
Они заведуют сбором податей и решают важные дела, возникающие между туземцами. Они же заведуют казенными станциями от Накчу-гонба до Лхасы, и на их обязанности лежит принятие предварительных мер по остановке едущих в Лхасу европейцев и поспешное уведомление центрального управления о них и о всех вообще подозрительных лицах. В последнюю категорию пришлось попасть и мне, благодаря начальнику нашего каравана – казначею гумбумского перерожденца Шочи, который ради снискания дружбы, а может быть, и ради снятия с себя ответственности донес, что в числе монголов едут буряты. Хотя вопрос о свободном пропуске бурят в последнее время был решен в положительном смысле [101] , но казначей и ханбо сумели вынудить от нас 5 ланов серебра, которые моментально выключили нас из категории подозрительных и открыли двери в Лхасу.
101
Лхасские власти не относили бурят к европейцам (тиб. «пилинам»). Инцидент, связанный с попыткой причислить бурят к русским, т. е. к европейцам, описан автором ниже.
Кроме того, Накчуский монастырь служит как бы таможенной заставой для всех вообще богомольцев. Дело в том, что при проходе через него богомольцы обязаны уплатить по 2 дхамха (тибетская монета) с каждой палатки. Мотивировкой такого налога служит потрава местных пастбищ, и для отказывающегося платить не назначается никаких репрессивных мер для взыскания, но наносится косвенное наказание посредством запрещения местным жителям входить с непослушными в какие бы то ни было сделки.
Потратив 0,5 дня на сделки с ханбо, караван пошел далее от этого монастыря, находящегося на левом берегу небольшой речки Дре-чу, и через 10 верст подошел к левому берегу реки Нак-чу. Эта река в дождливое время бывает невозможна для переправы вследствие глубины воды и быстроты течения при полном отсутствии лодок. В частности, наш караван был задержан на двое суток в ожидании спада воды.
Далее три значительных перехода делаются по водораздельным холмам между Нак-чу и Уй-чу и довольно широкой равнине Сун-шан, с западной стороны которой возвышается гора Самтан-Кансар. Из этой долины через невысокий перевал Чжог-ла (по-монг. – Найман субургайн даба) дорога вступает в долину Дам, населенную потомками монголов, приведенных в Тибет хошутским Гуши-ханом в середине XVII в. Они теперь совершенно отибетились, хотя некоторые из них сохранили свои монгольские войлочные юрты и не разучились доить кобылиц и делать кумыс. В языке их почти все монгольское исчезло, за исключением названий должностных лиц и некоторых специальных технических выражений. Дамские монголы подведомственны маньчжурскому амбаню, пребывающему в Лхасе; занятие их – скотоводство.
Из Дама через Лани-ла, или Двойной перевал, вступаем в ущелье, где встречается первое оседлое земледельческое население Центрального Тибета. Оно, понятно, уже более культурное, и на реке Помдо-чу переправа пешеходов происходит по цепному мосту, правда, очень неудобному; а в дождливое время вьюки перевозятся в кожаных лодках, животные переплавляются вплавь. На правом берегу этой многоводной и быстрой реки стоит замок Помдо-цзон.
От него верст через 40 попадаем на речку Пэнбу, перевалив через довольно высокий перевал Чаг-ла. Пэнбу, или Пэн-юл, – одно из густонаселенных мест Тибета, и из него караванам предоставляются две дороги: одна без перевала через устье Пэнбу и по правому берегу Уй-чу, а другая, прямая, через высокий перевал Го-ла. В верстах 15 от вершины этого перевала находится столица Тибета – Лхаса, в которую мы вступили 3 августа 1900 г. после трехмесячного пути от Гумбума.
Центральный Тибет, под которым мы подразумеваем две провинции – Уй и Цзан, не был, как известно, после 1845 г. посещаем европейцами [102] , по крайней мере, в главных своих частях, но тем не менее литература о Тибете из года в год увеличивается и ученый мир знает о нем весьма многое. Из русских путешественников никто ни в старину, когда допускались туда европейцы, ни тем более в новое запретное время не проникал туда. Но Тибет ежегодно посещается русскоподданными бурятами и калмыками вот уже непрерывно более тридцати лет, если не считать единичного, вероятно, случая, бывшего в первой половине XVIII в., а именно путешествия бурятского ламы Заяева [103] . Многие из этих паломников составляли свои записи или воспоминания о Тибете, из коих изданы пока лишь доклад Заяева и дневник калмыцкого
102
В 1845 г. лазаристские патеры – французы Гюк и Габе – посетили Лхасу, они были последними европейцами, которые могли открыто путешествовать по Центральному Тибету. Их путешествие по Монголии, Тибету и Китаю продолжалось три года (1844–1846 гг.). (См.: Гюк, Габе. Путешествие через Монголию и Тибет к столице Тале-ламы).
103
Заяев – первый бандидо-хамбо-лама Забайкалья, который в 1741 г. предпринял путешествие в Лхасу. Его записки изданы проф. А. М. Позднеевым в «Монгольской хрестоматии».
104
См.: Позднеев А. М. Сказание о хождении в Тибетскую страну малодорботского База-бакши.
Почтенное собрание, без сомнения, вправе ожидать от нас большего, чем могли дать простые паломники, а между тем как трудно дать значительные сведения тому, кто проник в запретную страну под видом такого паломника и в сношениях с местными жителями должен был представлять простого же паломника, ищущего в священной стране душеспасительного, ежеминутно опасаясь, чтобы чем-нибудь не выделиться из среды своих товарищей-монголов и не дать повода даже малейшему подозрению в нем человека, причастного к европейцам!
Для нас не было тайной, что несколько лет тому назад некий индус пробрался в Центральный Тибет [105] и завязал сношения с одним знатным перерожденцем в Даший-Лхунбо, как, наконец, он через слугу этого ламы получил книги, доставленные им в Калькутту, и как этот лама и слуга-юноша были казнены в Лхасе за свой смелый и преступный поступок – допущение иностранца.
Пространство, которое мы прошли в Тибете, тянется с северо-востока на юго-запад, от Нак-чу до Шихацзэ, приблизительно на 550 верст, а сделанная небольшая экскурсия до Цзетана – по водному пути около 150 верст, по прямому же сухопутному – около 100 верст. На основании впечатлений, полученных при движении по означенным путям, мы можем сказать, что Тибет – страна гор и, как справедливо называют ее сами тибетцы, Ган-чжан-юл, т. е. «снеговая страна» [106] . Действительно, на пройденном нами районе мы встретили две снеговые горы – Самтан-Кансар на восточной оконечности хребта Нянчэн-танла и хребет Кар-ла по юго-западную сторону кольцеобразного озера Ямдок; остальные горы не доходят до снеговой линии, но зато они все почти безлесны и вершины их совершенно голы.
105
Имеется в виду Сарат Чандра Дас, который в 1881–1882 гг. предпринял второе путешествие в Центральный Тибет и Лхасу тайно. (См.: Дас С. Ч. Путешествие в Тибет. Пер. с англ., под ред. Вл. Котвича).
106
Точнее – «страна снегов».
Речные долины в верхних своих частях узки и неудобны для хлебопашества, но в средних и нижних частях расширяются и дают возможность трудолюбивому тибетцу засевать их сплошь хлебами. В дождливое время вследствие крутизны и скалистости гор образуется масса быстрых потоков, большинство которых высыхает в сухое время года; но все же ключи и речки в каждой пади поддерживают воду в многочисленных оросительных канавах и не позволяют безмолвствовать жерновам водяных мельниц.
По отношению к осадкам год можно делить на две части: сухую и дождливую. Сухое время года в 1900 г. в Лхасе началось 13 сентября, когда прошел последний в году дождь, затем октябрь и ноябрь были совершенно сухими, и небольшой первый снег выпал 7 декабря, который, впрочем, на другой же день растаял. Затем в январе небольшой снег шел 1 раз, в феврале – 3, в марте – 4 (причем 14 марта был слышен первый гром), в апреле – 2 раза. К этому надо прибавить, что снег тотчас же после выпада таял в долине, а оставался несколько дольше лишь в горах. Первый значительный дождь был 5 мая, затем случаи дождя записаны в мае – 7 раз, в июне – 8, в июле – 17, в августе – 13 и в самом начале сентября – 2 раза. О времени падения дождей должно заметить, что по большей части он шел поздним вечером или ночью порывистыми и крупными каплями, в мае и июне часто с градинками. Направление движения облаков наблюдалось в большинстве случаев с запада на восток.
Температура воздуха в тени наблюдалась нами в течение 235 дней трижды в день: утром до восхода солнца, по возможности, на рассвете, чтобы застать минимальную ночную, в час дня и в 9 часов вечера. Вычисление средней температуры (по Реомюру) за этот период дает следующие результаты: утром +4,2°, в час дня +11,7° и в 9 вечера +7,4°. Самым холодным месяцем является декабрь, дающий среднюю утреннюю –6,1°, полуденную +1,1° и вечернюю –2,3°; самым теплым оказывается июнь, дающий утром +11,8°, в полдень +18,2° и вечером +13,9°. Зимою большие реки остаются совершенно свободными ото льда, а малые покрываются тонким слоем его. Почва замерзает только на поверхности.