Будешь моей, детка
Шрифт:
Потому что это сейчас кажется самым страшным: то, что Тимур уйдет, и я останусь одна. Без его голоса, без его дыхания рядом, без знакомого запаха кожи и сигарет, который я так жадно сейчас вдыхаю и который успокаивает меня на уровне подкорки.
— Не уйду, и не надейся, — издает он короткий смешок. — Хочешь что-то? В туалет или воды, или…
— Пить, — прошу я пересохшими, шершавыми, как наждачка, губами. И издаю полувздох-полустон, когда у моего рта оказывается соломинка. Жадно пью теплую, чуть солоноватую воду —
— Можно я буду спать?
— Спи, детка. Конечно, спи.
Закрываю глаза, и под веками мгновенно вспыхивают жуткие картинки, точно они все это время там прятались. Занесенная в ударе рука, пустые злые глаза, грязные стены…
Я подскакиваю на кровати, Тимур еле успевает меня поймать. Аккуратно придерживает руку с капельницей, а потом хрипло говорит:
— Все хорошо. Я тут. Спи.
— Можешь… продолжать говорить?
— Что?
— Что угодно.
Тимур шепотом рассказывает мне о том, что на завтрак будет манная каша, но если я не хочу, то могу не есть. Что он принесет завтра мою кружку, что здесь надо будет побыть пару дней, что Алиска молодец, что он никуда меня больше не отпустит…
Низкий звук его голоса убаюкивает, он будто заворачивает меня в надежный кокон, где тепло, где безопасно и где есть только мы вдвоем. И никого больше.
Я нахожу его руку, переплетаю наши пальцы и только тогда спокойно засыпаю.
Глава 26. Время посещений
Утром Тимура в палате нет. Зато есть медсестра, которая безжалостно будит меня в семь утра, что измерить давление и температуру. Затем берут кровь из вены и говорят, что врач меня посмотрит во время обхода, а пока я могу позавтракать.
Когда я доедаю оказавшуюся довольно вкусной манную кашу, в палату залетает Алиса. Она бросается мне на шею, не обращая внимания на то, что в руках у меня тарелка, перемазывается в каше, смеется, потом плачет, я тоже начинаю плакать, и в итоге мы рыдаем вдвоем, пуская сопли на плечо друг другу.
— Т-ты чего? — шмыгая носом, наконец спрашиваю я.
— А ты ч-чего? — смотрит на меня покрасневшими глазами Алиса.
И мы смеемся, как две истерички.
— А где Тимур, не знаешь? — спрашиваю я, когда наш нервный смех стихает.
— Кажется, ему надо было в полицию, чтобы показания дать, — личико Алисы мгновенно становится серьезным. — Они же взяли тех, кто тебя похитил, и им теперь грозит срок.
— А мой брат? Он..?
— Он тоже там, — кивает она, а потом говорит, осторожно глядя на меня: — Ты знала, что…
— Да! — обрываю я ее. А потом тихо добавляю: — Прости, но можно мы не будем это обсуждать? Я не готова.
— Конечно!
Алиса тут же начинает меня забалтывать, рассказывая всякую ерунду про погоду, про универ, про манную кашу…
— Эй, — вдруг соображаю
— Я прогуляла первую пару, чтобы к тебе зайти, — улыбается Алиса, а у меня теплеет в груди. — А вот на вторую идти придется, там контрольный тест.
— Так тебе уже ехать скоро надо! Или… тут рядом?
Я только сейчас понимаю, что даже не узнала, в какой я больнице.
— Нет, это далеко, — вздыхает Алиса. — Ты в четверке лежишь, она просто была ближе всех к тому гаражному поселку, где тебя мальчики нашли. Но меня Ник подвезет, все нормально.
Мы еще минут пятнадцать болтаем, а потом у Алисы звонит телефон, она с нежной улыбкой щебечет в трубку, что сейчас спустится, целует меня в щеку, обещает зайти вечером и убегает.
После ее ухода в палате как-то серо и тоскливо, как будто выключили солнце. Алиса и правда как солнышко. Рыжее и радостное.
Я решаю умыться, иду в ванную (кажется, у меня какая-то вип-палата, раз душ с туалетом не на этаже, а свои) и там впервые за все это время вижу себя в зеркале. Вижу и прихожу в ужас!
Волосы всклокоченные, грязные, справа на них запеклась кровь и, кажется, прощупывается шишка. Лицо бледно-зеленое, глаза опухшие, красные, на щеке глубокая запекшаяся царапина…
Господи, надеюсь, Тимур ушел до того, как рассвело, и не видел всей этой красоты.
Я быстро умываюсь, чищу зубы одноразовой щеткой, которая лежит в упаковке на краю раковины, а потом нахожу пакетик с шампунем. И тут же решаю помыть голову. Наверное, это было не самая удачная идея, потому что в душе у меня начинает кружиться голова и я едва не теряю сознание, но кое-как домываюсь, выползаю по стеночке в палату, и, по закону подлости, именно в этот момент заходит врач.
— С чем вы говорите, пациентка Васильева к нам поступила вчера? — интересуется он у медсестры, которая с угрюмым лицом стоит за его плечом. — С подозрением на сотрясение мозга?
— С подозрением на его отсутствие, судя по всему, — мрачно отвечает она. — Васильева, тебе кто вставать вообще разрешал?
— Я в туалет пошла, — пытаюсь я оправдаться.
— А там голову случайно помыла. В унитазе. Так оно обычно и бывает, — охотно соглашается она, а потом рявкает: — А ну дуй обратно в кровать!
Врач меня быстро осматривает, проверяет зрачки, щупает голову, смотрит на распечатку анализов, назначает рентген и МРТ, а потом бодро говорит:
— Сотрясение средней степени тяжести, я бы сказал. Надо будет снимки глянуть еще. Пару дней пусть у нас полежит, понаблюдаем, а потом можно на выписку.
Они уходят, а я все жду, когда вернется Тимур. И ведь даже позвонить ему не могу, мой телефон заблокирован и превратился в бесполезный кирпичик.
— Васильева, посетители, — кричит медсестра, заглядывая ко мне без стука.