Будешь моей мамой
Шрифт:
— Оль, ты бы, правда, не сопротивлялась, а? — мягко попросил Игорь Дмитриевич. — Галка ведь обидеться может.
— Не может, — упрямо буркнула Ольга, с неприязнью глядя на огромную сумку. — Галка никогда не обидится. Галка именно обозлится, как… э-э-э, — она оглянулась на Анну и вздохнула, — как не знаю кто. И ведь наверняка там безобразие всякое.
— А вот давай посмотрим. — Игорь Дмитриевич расстегнул замок сумки и легко поднял ее над диваном. — Может, никакого безобразия там и нет. Галка, например, считает, что кое-что тебе очень даже сильно понравится.
Он перевернул сумку, сильно встряхнул ее, и на диван вывалилась огромная куча разноцветной
— Безобразие, — буркнула она и принялась кидать тряпки обратно в сумку. — Откуда она все это взяла, интересно? Да еще такое количество… Чижик, не трогай ничего, мы сейчас все это упакуем, и пусть тетя Галя…
— Подожди. — Игорь Дмитриевич перехватил ее руку. — Ну что ты так сразу… Вот увидишь — все пригодится.
— Когда это все пригодится? — Ольга сердито отдернула руку и опять принялась кидать вещи в сумку. — Мы что, на пять лет туда едем?… Чижик, не напяливай на себя всякую гадость, порядочные девушки таких сарафанов не носят!
Игорь Дмитриевич засмеялся, опять поймал ее за руки и сел рядом.
— Оленька, — вкрадчиво начал он, заглядывая ей в глаза. — А почему ты так не любишь нарядную одежду? И потом, это совсем не так много, как тебе кажется. Тетя Катя и та с собой больше вещей берет.
— Катерина Петровна тоже едет? — Ольга обрадовалась и удивилась. — А почему? Она что, и там будет готовить, стирать и все такое?
— Ничего такого. — Игорь Дмитриевич крепче сжал ее запястья, потому что она хотела освободить свои руки. — Просто тетя Катя давно не отдыхала, пора ей свой любимый артрит на солнышке погреть. Нет, если она захочет, конечно, может и приготовить что-нибудь свое, фирменное. Но я думаю, Пашка ей не разрешит.
— Батоно Паша не разрешит, — подала голос Анна, до этого молча и увлеченно роющаяся в груде цветных тряпок. — Батоно Паша даже тете Этери не разрешает готовить… Оленька, смотри, что я нашла! Это же твои тапочки!
Ольга оглянулась, увидела в руках Чижика белые парусиновые тенниски — и тут же простила Галке всю остальную кучу барахла. Тенниски были точно такими же, одну из которых Игорь Дмитриевич раскромсал ножом, снимая с ее сломанной ноги. Тенниски казались символом привычного, надежного, своего… А это все — не ее. Никогда не было ее и никогда ее не будет.
Почему она не любит модную одежду? А потому, что у нее не было случая ее полюбить. Как-то так получилось, что их пути — ее, Ольги, и модной одежды — ни разу не пересекались. Ну и что? До сих пор она по этому поводу не тосковала.
Ольга вздохнула и опять с неудовольствием оглянулась на пеструю кучу.
— Ладно, — пробормотала она неохотно. — Там посмотрим… Но откуда Галка деньги на все взяла?
Глава 19
Игорь сидел у мангала. Делал вид, будто изо всех сил наслаждается жизнью, а сам тяжело и стыдно изводился от ревности. Ну что это такое, в самом деле, — с Пашкой год не виделись, мог бы Пашка, наверное, пообщаться с ним, Игорем, чуточку подольше для первого раза. И хотя бы ради приличия. Так нет, с лучшим другом Пашке поговорить
Впрочем, Этери смотрит туда же. И трехлетний Олежка. И десятилетняя Тамара. Вся дружная семья Калмахелидзе дружно уставилась на Ольгу, дружно галдят на смеси русского, грузинского и украинского. И даже кумир семьи беспородный пес с гордым именем Коба, известный патологической ненавистью к чужим, совершенно бесстыдно отирается возле Ольгиных ног, сует башку ей под руку, улыбается, вывалив длинный розовый язык, заглядывает в глаза с воистину собачьей преданностью… Сукин сын. И даже индюшата сбежались всей толпой на нее посмотреть. Свиристят что-то на своем языке не хуже семейки Калмахелидзе. А два самых наглых индюшонка все время пытаются влезть к ней на колени. И как он, Игорь, мог всего этого не предвидеть? Ничего себе отпуск получается… Две недели такого кино он просто не выдержит.
— Эй, дарагой, слюшай, ты за шашликом следышь, да? — Пашка на миг отвернулся от Ольги, глянул на Игоря веселыми синими глазами и подмигнул. — Э-э, ты не следышь, да? Шашлик сгорит — что гогония кушать будэт, слюшай?
И тут же многоголосие вокруг Ольги взорвалось с новой силой, Этери закричала «хай тоби бис», Тамара захохотала, Олежка в восторге завизжал, даже суровый пес Коба в изумлении тявкнул и упал пузом на траву, даже индюшата разинули клювы и расправили крылья. Еще бы — вся дружная семья Калмахелидзе до сих пор не подозревала, что патриарх способен даже просто отойти от мангала, не говоря уж о том, чтобы доверить такое ответственное дело, как приготовление шашлыка, чужим рукам.
Игорь вздохнул, повертел шампуры и раздраженно отмахнулся от дыма. Гогония! Ты бы, друг мой Пашка, все-таки не зарывался. Какая она тебе девочка? Она моя ровесница, а я — твой ровесник, и, между прочим, я твоей Этери ни разу не сказал «девочка»…
Дружная семья Калмахелидзе опять что-то дружно заорала, и Игорь оглянулся на этот сводный хор местного филиала Бедлама. И встретился взглядом с Ольгой. Ольга сидела посреди Бедлама молчаливая и безмятежная, с Анной на одном колене и с Олежкой на другом, обнимала детей совершенно одинаково, и оба они совершенно одинаково обнимали ее с двух сторон. Только Анна была тоже безмятежна и молчалива, а Олежка без конца что-то щебетал и заглядывал Ольге в лицо.
Игорь замер, не в силах отвести взгляд, почувствовал, как ухнуло сердце, и вдруг стал думать — нет, не думать, а говорить про себя, молча, но очень громко, он почти кричал, он так громко молча кричал, что она просто должна была услышать… Ты такая красивая, кричал он, это несправедливо, все на тебя смотрят! Какое они имеют право, надень очки! — кричал он. Ну зачем мы сюда приехали, тебя нельзя никому показывать! — кричал он. Конечно, тебе на меня наплевать, хорошо, хоть у меня есть Анна, ты Анну не бросишь, ты ведь не бросишь Анну? Значит, и меня не бросишь! — кричал он. Но ты слишком красивая, это несправедливо, так нельзя, всякие Пашки всегда будут толпиться вокруг, и ты в конце концов кого-нибудь из них выберешь, тоже красивого, самого красивого, и тогда я его просто задушу, и тогда ты меня наверняка бросишь, а как же Анна? Она без тебя никак! — кричал он. И я без тебя никак, зачем ты такая красивая? Это ведь совершенно не важно, ты понимаешь, ты должна понимать, я сейчас сожгу этот чертов шашлык, пойду и утоплюсь, разгони их всех, я тут совсем один, а ты невыносимо красивая! — кричал он.