Будет больно

Еленина Юлия

Сейчас мой мозг не способен разгадывать мамины загадки. Но интуиция снова начинает орать, вот только я не понимаю, о чем она. Пытаюсь думать, но тут же раскалывается голова.

— Мама, ты о чем? — прямо спрашиваю.

— Она не сказала… — тихо протягивает и громче говорит: — Отдохни, а я пока поговорю с ней. Но не надо ее ненавидеть — она всего лишь маленькая запутавшаяся девочка. Поверь мне, она уже осознала свои ошибки.

А вот в этом я очень сомневаюсь. И если Лиза осознала

что-то для себя, то я понимаю, что мне надо забыть обо всем, чтобы хоть посмотреть на нее.

Глава 38 Лиза

Я бездумно смотрю на морскую гладь, внутри — пустота. Такая черная, поглощающая, сжирающая все, она заполняет меня, я в ней захлебываюсь.

Слышу шаги за спиной, но никак не реагирую. В соседнее кресло опускается Рада и тоже молчит. Не знаю, сколько мы так сидим, пока я не спрашиваю равнодушно:

— Расскажешь мне, что тогда случилось?

— У меня была очень сложная беременность, — со вздохом начинает Рада. — После родов я долго восстанавливалась и где-то только через полгода после рождения Вадима я завела с Мишей разговор о тебе. Но… он уже был против. Говорил, что у нас уже есть ребенок, а ты о нас и забыла.

Замолкает и встает с кресла. А я поднимаю на нее глаза и говорю:

— Я никогда ничего не забываю.

— Я знала, что ты не забудешь. Но Миша был непреклонен. Признаться, я сдалась, но иногда, когда Вадим уже подрос, я приезжала к детскому дому. Не очень часто, все-таки приходилось ехать из другого города. Но мне было важно знать, как ты, хоть мельком увидеть.

— Почему ты не подходила ко мне, не поговорила со мной?

Господи, она была рядом, но просто выбрала семью вместо какой-то чужой девчонки.

— Я боялась, что тогда мы не сможем расстаться, а пришлось бы все равно. И было бы намного больнее. Когда наши отношения с Мишей испортились, я приехала в детдом и… Господи, какой же виноватой я себя чувствовала, когда мне сказали, что ты умерла. И вот сидишь ты передо мной, красивая женщина, но такая несчастная. Что ты сделала со своей жизнью?

Понимаю, что вопрос риторический, но и сама себе его задаю последние несколько дней.

— Я не знаю. Я запуталась, — отвечаю, закрыв глаза, и из-под ресниц катится слеза.

— Виноваты мы с Мишей, но сын-то мой при чем? Твоя месть задела ведь и его.

— Ты не представляешь, как я его ненавидела…

— Сейчас ты хотя бы говоришь о ненависти в прошедшем времени, — замечает Рада. — И что теперь будет? Ты заварила такую кашу, что последствия еще долго будут тебя преследовать.

— Какие последствия? — я открываю глаза и машинально тяну руку к животу в защитном жесте.

Рада следит за моим движением, и удивления на ее лице я не вижу. Не поняла или уже все знала?

А все началось, когда маленькую девочку бросила родная мать. Кто знает, что бы было со всеми людьми, которых я встретила

потом? Как бы сложилась моя жизнь? Я, наверное, впервые за много лет задумалась об этом. Когда-то пообещала себе, что не буду фантазировать на эту тему, чтобы не ковырять дыру в груди.

Но сейчас я вообще не знаю, что делать дальше. И впервые не хочу звонить Филу, чтобы его задать.

Я снова одна. Хотя нет, уже нет.

— Думаешь, как все исправить? — спрашивает Рада. — Уже никак, детка. Тебе надо начать новую главу своей жизни, но прежде закрыть предыдущую.

— А разве она уже не закрыта?

— Осознать свои ошибки мало.

Много слов, непонятных фраз. У меня все проще, и меня этому научил детдом: я не верю в карму и судьбу, только в то, что человек строит сам свою судьбу. И вот какое дерьмо у меня получилось.

Осознать мало, как сказала Рада, но что еще я могу сделать? Надо подумать.

— Прощение как очищение, — слышу я слова и чувствую, как на плечо опускается теплая ладонь. — А мне пора на самолет.

— Ты просто так уедешь? — не понимаю я. — Но… — не могу найти подходящих слов.

— Я больше ничем не помогу, как бы ни хотела. Теперь ты сама, девочка.

Хватаюсь за ладонь на моем плече, и возникает дежавю. Это уже происходило с нами, только теперь мне не семь лет, но чувство похожее.

— Опять оставляешь? Так хотела найти, и что же?

— Но я же не прощаюсь, — улыбается Рада. — Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, но иногда не мы выбираем их, а они выбирают нас. Прости меня, детка, и ты. Я должна была вернуться, но ты бы не обрела то, что у тебя сейчас есть.

Знает. Нет, чувствует. И не осуждает.

Рада уходит, а я так и сижу, прокручивая в голове наш разговор. И, кажется, до меня доходит, что надо делать. Но это все завтра.

И если к разговору с другими людьми я готова, то с Вадимом все гораздо сложнее. Не хватит всех слов, чтобы хоть немного описать, как я сожалею обо всем, что случилось. Хотя нет, не обо всем.

А Вадим легок на помине. Я даже вздрагиваю, когда он возникает передо мной с бокалом в руке. Смотрит сверху вниз, и его взгляд снова пробирает до костей. Там больше нет ненависти — так смотрят на диковинную зверушку в зоопарке.

Поднимаюсь, чтобы уйти, но Вадим останавливает меня, схватив чуть выше локтя и до боли сжав.

— Мне больно, — говорю тихо.

— Мне тоже. И что будем с этим делать?

Этот вопрос сегодня просто заевшая пластинка. И ни у кого нет на него ответа.

— Отпусти, — голос срывается, и я понимаю, что сейчас снова заплачу.

Вадим резко отпускает мою руку. Не удержавшись, падаю обратно в кресло, но молчу.

— Да катись ты, Лиза, на все четыре стороны. Хоть к своему братцу, хоть ищи нового мужа или любовника. Надеюсь, больше не увидимся.