Будет больно
Шрифт:
Что ж, хоть тут мы действительно похожи. Ничего. Одна пустота.
Она обещала вернуться…
В больших синих глазах стояли слезы.
Все снова повторялось… Она снова брошенная маленькая девочка. Какой бы умной они ни была, но все-таки ребенком. И ей было больно. Маленькое сердечко снова разбито, оно еще чувствует, но пройдет совсем немного времени, когда не останется и того маленького уголька в кучке пепла в груди.
В
— Я вернусь за тобой, малыш, — прошептала она, покосившись на своего мужа.
В серых глазах мужчины слез не было.
Девочка нагнулась к уху женщины и прошептала:
— У тебя будет другой малыш, я слышала. Ты его будешь любить, а я никому не нужна.
— Моя маленькая, — женщина провела пальцем по щеке девочки, смахивая слезу. — Я тебя тоже люблю. Ты очень умная и хорошая. Я уговорю его…
— Рада, хватит, — мужчина потянул жену. — Ты мучаешь себя и девочку. И тебе не стоит нервничать.
Это расставание было болезненным. Оставалось только ждать…
Но дни сменялись днями, недели — неделями, и никто так и не вернулся…
Глава 35 Лиза
Я потеряла счет времени.
Вторые сутки почти не встаю с кровати, и вторые сутки меня съедают изнутри собственные мысли и чувство вины. Мое общение с внешним миром за все это время свелось к одному сообщению: «Не приезжай».
Но, думаю, Фил и не собирался.
Я слышала, как Вадим иногда, идя по коридору, разговаривает по телефону, как уходит или возвращается. Но он ни разу не зашел ко мне. И я его понимаю. Сколько должно пройти времени, прежде чем, глядя друг на друга, мы перестанем видеть смерть?
Но я не хотела, чтобы все так получилось. В который раз я пытаюсь убедить себя этими словами? Но вокруг меня все продолжает рушиться. И уже не просто кирпичик по кирпичику, а мощным взрывом.
Знаю, что Вадим сам занимается организацией неприятного мероприятия. Скорее всего, и с адвокатом уже пообщался, учитывая, что последний оборвал мне телефон. Но я игнорировала.
Кажется, я уснула. Перестав понимать, где сон, а где явь, я просто слушала свой организм. Иногда забывалась беспокойным сном, иногда так глубоко уходила в воспоминания, что не понимала, сплю я или нет.
Чувствую, как меня кто-то трясет за плечо, но не могу вернуться в эту чертову
— Лиза!
Открываю глаза и даже задерживаю дыхание. На корточках возле кровати сидит Вадим, но ничего приятного в этом пробуждении нет. В его глазах — пустота. И только на дне плещется ненависть. Еще бы знать, ко мне или к самому себе.
Я инстинктивно морщусь и замечаю:
— Отодвинься, от тебя сигаретным дымом несет.
— Собирайся, — равнодушно бросает Вадим.
— Куда?
— Я, конечно, понимаю, что с твоей стороны любви и не было, но давай ты еще день побудешь хорошей женой.
И в голосе никакого сарказма. Нет привычной усмешки.
— Не могу, — трясу головой, сев на кровати. — Я не могу, Вадим.
— Лиза, не заставляй меня применять метод твоего братца, чтобы прекратить истерику. Хотя пощечину я тебе с удовольствием бы залепил. Да такую, чтобы твоя голова, соприкоснувшись со спинкой кровати, треснула.
Эти слова отрезвляют. Я поднимаю голову и говорю:
— Так ударь. Думаешь, легче станет? Поверь мне, не станет.
Вадим прищуривает глаза, и тут я понимаю, что сама ляпнула. Машинально закрываюсь, но не голову, а живот.
— У тебя двадцать минут.
Уходит. Просто разворачивается и уходит. И только глядя на широкую спину, понимаю, что эти двое суток добавили Вадиму несколько лет. Сейчас он не выглядел тем мальчишкой, с которым я познакомилась несколько недель назад.
Выдохнув, поднимаюсь и иду в душ. Потом быстро одеваюсь и, взглянув на лицо, кошусь в сторону косметички. К черту! Очки сойдут. Собираю волосы в хвост и выхожу из комнаты.
Вадим ждет меня внизу, а я даже в балетках иду, пошатываясь и держась за перила. Но ему все равно. Дождавшись, пока я спущусь, просто открывает дверь, пропуская меня вперед. За руль я точно сейчас не сяду, так что иду к машине, которую Вадим уже выгнал из гаража. Устраиваюсь на пассажирском сидении и откидываю голову, закрыв глаза.
Когда наконец-то Вадим устраивается рядом, я додумываюсь спросить:
— Куда мы едем?
— В крематорий.
— Зачем? — какой глупый вопрос. — В смысле… Я…
— Кремируем здесь, захороним на родине, — отвечает Вадим.
— Как скажешь, — киваю я.
Мы выезжаем за ворота и всю дорогу молчим. А за городом, как мне показалось, чем ближе мы подъезжали к этому месту, тем четче ощущалась атмосфера безысходности. Птицы не пели, на деревьях стало меньше листвы — все пропитано человеческим горем.
Мы подъезжаем к воротам в одиночестве, и я снова спрашиваю:
— Мы будем одни?
— Да.
— Совсем?
— Да.
Я не знаю, что происходит. Не знаю, как все организовал Вадим. Но быть только с ним в зале прощания… Нет, я не смогу, хоть и радует, что никто не увидит меня.