Будет вам война!
Шрифт:
Место для конкретного базара выглядело идеально – ни свидетелей, ни видеокамер тут и быть не могло. Плавучий ресторан резко застопил машину, и за кормой вспенилась вода.
– Можно этих скотин беложопых прямо сейчас перестрелять, да? – заговорщицки подмигнул Ахмед, косясь на зачехленный носовой пулемет.
– Можно, конечно, и сейчас, – чуть надменно согласился Заметалин. – Только зачем нам лишний шухер?
Подхватив кожаный кейс, он вышел на нос. Моторка речной милиции приблизилась к самому борту.
– Тут – сорок штук реального лавэ, – щелкнув золочеными
Привстав почти синхронно, менты вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть содержимое кейса. Вид денег воздействовал на их нервную систему, как флейта гаммельнского крысолова на грызунов.
– Давай! – скомандовал полковник, заметно повеселев.
– Пожалуйста! – опустив кейс на катер, Заметалин законопослушно взглянул на мента: мол – что-то еще?
– А еще – документы «на охранные услуги», – напомнил мент.
– Ребята, давайте после обеда, – виновато предложил ресторатор, поглядывая на часы. – Я сейчас очень занят. Мероприятие с интуристами. Я ведь не отказываюсь вам платить в принципе… В шесть часов вечера на этом же самом месте. Вас такое устроит?
Заметно подобревшие правоохранители закивали – мол, хрен с тобой, можем и обождать. Полковник принялся подкручивать настройку рации.
– Алло, Евгений Сергеевич? Извините за беспокойство, это Павлюченко, – с любовным выражением произнес он. – Только и этого клиента развели, как ушастого. А документы он после обеда подпишет!
– После обеда тебе некролог будут подписывать… – чуть слышно прошептал Гамадрил и, нервно взглянув на часы, заторопился в рулевую рубку.
Милицейский катерок взревел двигателем, и узкое арочное пространство сразу же наполнилось едким белесым выхлопом. Вырвавшись из-под моста на простор большой волны, моторка помчалась в сторону Выборгской стороны, над которой громоздилась белая коробка гостиницы «Санкт-Петербург».
Когда до Большой Невки оставалось не более тридцати-сорока метров, над рекой прогрохотал взрыв. Из-под кормы милицейского катерка рванул высоченный сноп пламени, будто в него засадили торпедой. На мгновение судно подпрыгнуло, обнажая красное днище, и тут же зарылось носом в волну. Спустя секунду оно с треском переломилось пополам. Густой черный дым не позволял в деталях рассмотреть кораблекрушение, заветную мечту всех маринистов и баталистов.
Тем временем «Блатхата» медленно выползла из-под полукруглого пролета Троицкого моста. Заметалин и Ахмед в нетерпении выбежали на нос…
– Магомедик – держи прямо по курсу! – крикнул кавказец, кивнув на оставленный штурвал.
Полноводная Нева сплавляла бесформенные обломки дюраля. Радужные пятна на воде коптили и дробились на рваные островки. В мазутных сгустках капустно зеленели прямоугольнички стодолларовых купюр. Наведя подзорную трубу, Гамадрил с удовольствием различил в мутной гари два камуфлированных силуэта в яйцеобразных пластиковых шлемах. Водяные менты скользили по водной глади бесшумно, подобно
Заметив плывущие банкноты, Ахмед судорожно перехватил у Заметалина подзорную трубу.
– Это что – конкретное реальное лавэ, да? – с ужасом спросил он.
– Конкретное. Но – нереальное! – с улыбкой отпарировал Гамадрил.
– А как это?
– Лавэ было фальшивым, – упало самодовольное. – В отличие от взрывчатки с часовым механизмом.
Вернувшись в рулевую рубку, Заметалин нацедил полтишок и немедленно выпил. После чего врубил музыку. Динамики на корме поперхнулись, и над водой зазвучал суровый матросский хор:
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Обломки милицейского катерка уже проплывали слева по борту «Блатхаты». Финны, невозмутимо пьянствовавшие на корме, выражали полнейшее равнодушие к произошедшему. И лишь здоровый мужик со шкиперской бородкой на широком крестьянском лице удивленно пялился на сплавляемый по реке мусор: видимо, до него наконец-то дошло, что высокий трагический пафос песни весьма созвучен увиденному. Смахнув из глазницы прозрачную алкогольную каплю, финн перегнулся через поручень, чтобы получше рассмотреть плавающих ментов.
Мужской хор продолжал греметь из динамиков с военно-морским трагизмом:
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!
Пощады никто не желает.
3
– …Давно прошли те времена, когда санкт-петербургская Кунсткамера импортировала уродов из-за границы, – выдохнул Батя в тупорылое лицо полковника речной милиции. – Теперь в нашем Бандитском Петербурге столько уродов развелось, что никакого спирта не хватит… чтобы вас всех за границу отправить!
Речной мент молчал виновато. Он стоял в прихожей квартиры на Пяти Углах, теснимый с обеих сторон операми из Собственной безопасности ГУВД. Грязные струйки воды стекали с его ботинок на старинные плашки наборного паркета. Полковник спасся лишь чудом: взрывная волна выбросила его из катера, и он, контуженный, сумел-таки доплыть до Петровской набережной, где и был немедленно арестован прямо на ступеньках Дома политкаторжанина.
– А спирт-то зачем? – спасшийся удивленно захлопал обожженными взрывом ресницами.
– Чтобы таких уродов, как ты, в стеклянных банках мумифицировать и за деньги людям показывать… – пояснил Жека Филонов. – А ты что-то другое подумал?
Блеклое солнце преломлялось в старинной хрустальной вазе, стоявшей на полочке. Багровый отблеск ложился на узкий полковничий лоб, словно точка лазерного прицела спецназовской винтовки.
Пробежав глазами сопроводительный рапорт, Батя лишь покачал головой.
– Так ты, значит, спасся… А друзей-ментов своих – кинул? Слышь, Павлюченко… или как тебя там. Где люди, которые с тобой были? Где Захаренко? Где Гончар?