«Будет жить!..». На семи фронтах
Шрифт:
На четвертый день мы с Константином Кусковым и своими помощницами догнали медсанбат. Он уже развернулся в Бычках, в здании школы. Оказалось, что недавно там располагался полковой медицинский пункт. Но вот полковые медики ушли вперед и мы стали полновластными хозяевами хорошего помещения. В таких условиях еще не приходилось работать на фронте.
Но если с размещением мы, как говорится, увидели свет, то снабжение оставалось неважным. Выручали местные жители, которые делились с нами всем, что имели, а когда становилось особенно трудно, отдавали раненым последний
Раненых мы продолжали лечить на месте, так как госпитали задерживались на заснеженных дорогах и долго не развертывались. В медсанбате сосредоточилось около четырехсот раненых, и они продолжали поступать.
С каждым днем ухудшалось питание. Железнодорожные пути только восстанавливались, подвоз осуществлялся плохо. Ресурсы местного населения невелики — картофель, да кое у кого молоко и хлеб, вот и все. Ограниченными оказались и государственные поставки в этих разграбленных врагом районах.
В те же дни к нам в медсанбат был доставлен водитель с тяжелым отморожением стоп. Его автомобиль застрял неподалеку от села Бычки. Пострадавшему немедленно оказали помощь, но ему требовалось длительное лечение в стационаре. Машину мы вытащили и пригнали к штабу медсанбата. В кузове ее увидели продукты — по сто килограммов масла, сахара и двести килограммов печенья. Поинтересовались у водителя, куда он вез продовольствие. Выяснилось, что в танковую бригаду, которая ушла далеко вперед и находилась теперь неизвестно где.
Командир батальона обратился с просьбой в штаб дивизии разрешить оприходовать груз, и там дали «добро». В итоге наши раненые получили хотя и небольшое, но все же дополнение к своему питанию.
Водитель же совершенно неожиданно стал противиться госпитализации и убеждать, что он обязан прибыть в свою часть, даже если будет угроза серьезного осложнение болезни. Он рвался к машине, хотел ехать разыскивать свою бригаду. Только после того как мы узнали, что она уже вышла из состава фронта и переброшена на другой участок, он успокоился. К тому же ноги у него разболелись не на шутку, распухли, и нельзя было надеть обувь.
Лишь через месяц он смог сесть за руль автомобиля. К этому времени было уже оформлено решение оставить водителя вместе с машиной для прохождения службы в медсанбате, и он в дальнейшем честно и добросовестно выполнял свои обязанности. Причем мастерство этого красноармейца было столь высоко, что его автомобиль при перевозке раненых считался самым «мягким».
В конце марта, когда под теплыми лучами солнца начали таять огромные залежи снега, вернулся в дивизию после лечения гвардии генерал-майор В. Г. Жолудев. Бойцы и командиры с радостью узнали об этом, везде встречали комдива тепло, приветливо, радушно.
Вместе с Жолудевым вернулся в дивизию и ведущий хирург медсанбата А. Ф. Фатин. Правда, в дороге он сильно простудился и едва держался на ногах. Я предложил ему сразу лечь, но он решил прежде выслушать мой доклад о работе хирургической службы в его отсутствие и о задачах, стоявших перед нами.
Эвакуация раненых в тот период еще не была налажена, и поэтому медсанбат был буквально забит ими. Лечение проводилось на месте, и работы всем прибавилось, в том числе и хирургам. Зачастую им приходилось делать операции, которые обычно выполнялись уже в госпиталях. Да и перевязок стало гораздо больше, причем перевязок очень сложных, которые могли выполнять лишь хирурги. И все-таки с приближением весеннего тепла у нас появилась надежда хоть чуть-чуть вздохнуть после трудной зимы. Считали, что самое страшное позади, и никто не подозревал, какие испытания ждут нас в ближайшее время…
Распутица парализовала все. Замолчали ввиду сокращения подвоза снарядов пушки, и казалось, теперь нам, медикам, долго не будет работы. Но не тут-то было. Едва спало напряжение боев, едва прекратились потоки раненых, как на дивизию навалились гриппозные заболевания, о которых и думать-то забыли. В течение марта ежедневно в медсанбат поступало по нескольку десятков больных. Терапевты с ног сбились, пришлось хирургам и всем врачам других специальностей помогать им. Госпитальный взвод моментально был забит больными. Он размещался в селе Дерюгине, где сохранилось здание больницы. Неподалеку от села находился сахарный завод, в котором уцелело несколько довольно просторных и удобных для размещения больных зданий. Их тоже вынуждены были занять.
Болезнь выводила из строя и медиков, поэтому вскоре перед командиром батальона остро встал вопрос: где взять дополнительные силы для ухода за пациентами? Оголять операционно-перевязочный взвод было нельзя, он ведь лечил на месте несколько сот раненых. Да и затишье на фронте — дело относительное. Нет гарантии, что вот-вот не грянет бой. Чтобы найти выход из положения, Крыжчковский собрал совещание командиров подразделений. На нем спросил:
— Кто может, не ослабляя свое подразделение, выделить людей для ухода за больными?
Каждый хотел помочь, но не все предложения были приемлемы. И тогда мне в голову пришла мысль, которую поспешил тут же и высказать. Напомнил командиру, в сколь сложной обстановке оказался я в Клещелях, когда раненых было много, а помощников — раз-два и обчелся.
— Да, да, вы докладывали, — кивнул Крыжчковский. — Что же сейчас хотите предложить?
— Обратиться к местному населению… В Клещелях женщины ухаживали за ранеными, даже кормили их. Думаю, и в Дерюгине можно найти добровольных помощниц.
— Дело хорошее, — оживился командир. — Вот вы и посодействуете командиру госпитального взвода в организации работы.
— Да я и сам справлюсь, — заверил Быков.
Однако в Дерюгино меня все-таки послали. Госпитальный взвод там был размещён не случайно. Ведь прежде на излечении в нем находилось определенное количество больных, среди которых встречались и инфекционные. Вот и старались держать их подальше от основных подразделений медсанбата.
Приехав в Дерюгино, я обошел несколько домов, поговорил с жителями. Особенно живо откликнулась молодежь. Девушки вызвались ухаживать за ранеными, стирать белье, дезинфицировать обмундирование в русских печах.