«Будет жить!..». На семи фронтах

Фомин Алексей Николаевич

Выяснилось, что инженерное оборудование позиций наших войск довольно слабое. Они занимали наспех отрытые окопы и траншеи на довольно пологих скатах гор и были уязвимы для артиллерийского огня противника. Нам предстояло создать здесь сеть инженерных и минно-взрывных заграждений, а также систему огневых точек из железобетонных и броневых колпаков, используя сборный железобетон и дерево. К этому времени удалось организовать на станции Гудермес силами бригады производство сборного железобетона. Был решен вопрос и его доставки на позиции.

Строить укрепления под носом у врага — дело непростое, особенно если учесть, что большинство участков предстоящих работ хорошо просматривалось и простреливалось со стороны

противника. Оборона продолжала жить своей жизнью: от подразделения к подразделению пробирались связные, подносчики боеприпасов несли патроны, тянули свои «нитки» связисты и т. п. Подчас даже трудно объяснить, зачем потребовалось тому или иному бойцу или командиру шествовать под прицелом огневых средств противника. Ночью движение резко возрастало. Подходило пополнение, эвакуировали раненых, наши саперы подвозили строительные материалы. В это время за обратными скатами высот можно было встретить колхозников, спешивших под покровом ночной темноты убрать и вывезти буквально из-под носа немцев урожай кукурузы.

Учитывая сложившуюся обстановку, строить мы могли только ночью. Но производить рекогносцировку в ночное время возможности, конечно, не было. Поэтому приходилось изучать местность под артиллерийским и пулеметным огнем противника. На рекогносцировку своих участков ходили в основном в одиночку. Из какого-нибудь укрытия сначала на глаз определялось на местности положение будущей огневой точки. Затем, используя складки местности, окопы, а то и по-пластунски, подбирались к намеченной точке и там окончательно решали, удачно ли выбрано место, каким будет сектор обстрела, легко ли доставить сюда строительные материалы. Если все параметры отвечали требованиям, мы делали необходимые пометки на схеме.

К вечеру схема передавалась командиру саперного подразделения, которому предстояло здесь ночью вести работы. По их окончании схема возвращалась нам с внесенными в нее изменениями, если они появлялись в процессе производства работ. При этом действовал строгий порядок: в какой бы стадии ни находился недостроенный объект, к утру он должен быть тщательно замаскирован. За этим следили и мы, фортификаторы, и командиры стрелковых подразделений, занимавших здесь оборону.

Судя по всему, противник не замечал усилий нашего командования по укреплению обороны. Что касалось углубления и разветвления траншей и соединительных ходов сообщения, то эти работы как у нас, так и у немцев выполнялись днем: вполне законное желание солдата поглубже зарыться в землю ничем не угрожало противной стороне. Но для острастки по местам, где лопатки выбрасывали наверх землю, нет-нет да и давала пулеметную очередь одна из сторон. Совсем другое дело — установка броневого колпака или возведение дота. Тут налицо желание не просто улучшить, а максимально укрепить, усилить свои позиции, и гитлеровцы, едва что замечали, обрушивали на подозрительное место артиллерийский и минометный огонь. Впрочем, так же реагировали на подобные вещи и мы.

В отрывке траншей и ходов сообщения саперам помогала пехота, для которой они были необходимы в любой стадии готовности.

Работа на отведенном мне участке подходила к концу. Мы передали стрелкам уже более половины дотов и других огневых точек. Оставалось согласовать с командованием полка, занимавшего здесь оборону, местоположение последней группы фортификационных сооружений, намеченных на схеме и зафиксированных на местности.

После наполненного опасностями дня короткие часы ночного отдыха мы с военным инженером 3 ранга Михаилом Васильевичем Прохоровым — моим соседом по оборонительному участку — проводили, как правило, в маленьком горном селении Караджич. Почти разрушенное артиллерией и авиацией противника, оно все же продолжало жить, и нам с Прохоровым даже удалось там зацепиться за нечто похожее на чулан в одном из полуразрушенных домишек. Конечно, не ахти что, но хватило места для топчана, а главное, относительно спокойно можно было провести первичную обработку документации по своим участкам работ. Немцы, разумеется, не забывали каждую ночь посылать сюда пять-шесть артиллерийских снарядов, но, измотавшись за день, мы их не слышали.

Позднее, когда наши саперные батальоны полностью получили фронт работ, освоились с обстановкой и отпала необходимость в еженощных бдениях на позициях, мы переселились в большое осетинское селение Дарг-Кох, где по ночам не так часто грохотали разрывы немецких снарядов. Хозяин, у которого мы остановились, хорошо говорил по-русски, был всегда приветлив с нами и стремился поделиться скромными продуктами своего хозяйства. Так же относилась к нам и его жена — тихая и скромная, всегда занятая работой женщина.

На Кавказе мне впервые довелось увидеть наше новое оружие — «катюши», о которых до этого много слышал. Мое знакомство с ними состоялось совершенно неожиданно: во время полевой работы буквально оглушил, ошеломил и чуть не свалил на землю какой-то небывалый по силе рев и свист. Сначала я не мог понять, в чем дело. Но когда из-за ближайшей скалы взметнулось яркое пламя, снова раздался рев и несколько светящихся трасс ушло в сторону противника, догадался, что стреляли «катюши».

Бойцы, работавшие со мной, посоветовали поскорее перебраться подальше от этого места, поясняя, что враг откроет мощный огонь.

Еще не улеглась пыль от залпа «катюш» за ближайшей скалой, как они сами выехали оттуда на дорогу и, покачивая незачехленными направляющими, стали медленно спускаться вниз.

А минут через пять после их отъезда на то место, где только что находились мы, уже густо падали немецкие снаряды.

— Лупи, лупи по пустому месту, — засмеялся боец.

Закончив работы по укреплению наших позиций в районе Эльхотово, мы приступили к строительству оборонительного рубежа по реке Сунжа и грозненского обвода, а также к подготовке к обороне городов Гудермес и Хасавюрт. Штаб бригады переместился в Хасавюрт, а в Гудермесе находилась оперативная группа во главе с заместителем командира бригады по технической части военным инженером 2 ранга Лавровым. Костяк группы составляли инженеры-фортификаторы. Укрепление городов для всех нас было делом новым. Каких-либо методических пособий и руководств по этому вопросу мы не имели, поэтому приходилось полагаться лишь на свое инженерское чутье.

Первые трудности возникли уже в процессе рекогносцировок: лабиринты кривых и узких улочек и тупичков на окраинах таких городов, в то время хаотично застроенных одноэтажными глинобитными, деревянными и очень редко кирпичными домами, не вписывались в общую систему многослойного огня. Зато они являлись отличными путями скрытого просачивания в глубину нашей обороны мелких штурмовых групп противника. Надо было продумывать, как и чем перекрыть эти пути. Лучшим средством для этих целей являлись минные заграждения и всякого рода взрывные и невзрывные ловушки и препятствия, прикрываемые огнем наших автоматчиков и снайперов из засад.

На серьезные трудности мы наталкивались и при строительных работах. Причем не только со стороны отдельных граждан, страшившихся за свою личную собственность, но и нередко со стороны представителей местных властей, еще не почувствовавших войны. Если нам требовалось освободить здание от жильцов, чтобы приспособить его под огневую точку, то те бежали в местный Совет. Иногда в таких случаях к нам жаловал его председатель.

— Дорогие товарищи, — начинал он, — зачем трогать людей? Фронт далеко еще. Фронт совсем далеко. Я вам говорю — немцев здесь никогда не будет. Зачем такой хороший дом портить?