«Будет жить!..». На семи фронтах

Фомин Алексей Николаевич

Видимо, эти жалобы дошли и до командования, так как вскоре последовало такое распоряжение:

— На городских подступах выполнить все задания, предусмотренные рекогносцировочными схемами. В городах к местам расположения будущих огневых точек завезти железобетонные и броневые колпаки и расположить их там укрыто. Нежилые строения — сараи, амбары, бани и тому подобное — к обороне приспосабливать с согласия их хозяев.

К счастью для Гудермеса и Хасавюрта, противник до них не дошел, и личная собственность граждан не пострадала.

В это время гитлеровцы упорно рвались к Грозному — центру нефтедобывающей промышленности на Северном Кавказе.

Фронт приблизился к городу на расстояние менее сотни километров, однако среди населения не замечалось никаких следов тревоги и беспокойства. Но не было и беспечности. Город жил строгой, размеренной деловой жизнью: работали предприятия, включая и нефтепромыслы, городской транспорт и все учреждения. К нашему удивлению, немцы не бомбили нефтепромыслы. Позже мы догадались, что они надеялись получить эти предприятия в свои руки. Все изменилось, когда они поняли, что их радужные мечты неосуществимы.

Первый массированный воздушный налет немцы произвели на самое мощное нефтеперерабатывающее предприятие города Новые промыслы, кажется, в начале октября 1942 года, около пяти часов вечера, как раз в такое время, когда дневная смена еще не ушла, а вечерняя только что прибыла. Этим самым они рассчитывали не только вывести из строя предприятие, но и уничтожить как можно больше рабочего люда. Трудно сказать, почему фашистским летчикам почти без потерь удалось достичь объекта бомбежки: ведь он, этот объект, хорошо охранялся и нашей авиацией, и средствами противовоздушной обороны.

Фашисты сделали свое гнусное дело. Но и их сумели все-таки наказать. Больше половины фашистских самолетов, участвовавших в налете, не вернулись на свои аэродромы. Но и Новые промыслы превратились в море огня. Здесь горело все: огромные открытые хранилища сырой нефти, многокубометровые резервуары с бензином и керосином, взрывавшиеся с грохотом, сотрясавшим землю, полыхали цеховые и вспомогательные здания и другие строения, горела даже почва, годами впитывавшая в себя бензин, керосин и всякие другие горючие материалы.

Огонь пытались тушить и городские пожарные команды, и воинские части, в том числе и несколько наших батальонов, находившихся в районе Грозного. Но что они могли сделать с разбушевавшейся стихией?! Черный дым достиг Гудермеса, отстоявшего от Грозного на сорок с лишним километров. Дымное марево закрыло солнце, и стало темно, как в самую пасмурную погоду. Пожар угас лишь через несколько дней.

Некоторое время спустя мне довелось побывать на пожарище. Оно выглядело страшно. Поверхность земли покрывал слой остекленевшей от высокой температуры корки, кругом хаотическое нагромождение свернутых невообразимой силой металлических конструкций, распоротых огромных баков. Тогда подумалось, что здесь добыча нефти никогда не возродится. Однако разум и воля человека оказываются всегда сильнее любой злой стихии — промыслы довольно скоро начали выдавать продукцию.

Глава третья

САПЕР ОШИБАЕТСЯ ТОЛЬКО РАЗ

Вначале сентября 1942 года гитлеровские войска, ведя наступление из района Моздока, форсировали Терек и вклинились в нашу оборону более чем на десять километров. Судя по данным разведки, они стремились к Орджоникидзе и Грозному. В результате ожесточенных боев противника удалось остановить. Определенную роль в этом сыграли инженерные войска, которые удачно использовали в горной местности средства заграждения. Широко применялись лесные и каменные завалы, барьеры и баррикады, фугасы-огнеметы, на дорогах — металлические ежи. Мины расходовали в основном для прикрытия танкоопасных направлений.

Обороняя нефтеносные районы Кавказа, инженерные войска нередко использовали огневые заграждения: узкие и длинные водоемы наполняли нефтью, которую в нужный момент оставалось лишь поджечь. Применялись и валы из плотно уложенной соломы, залитой нефтепродуктами.

Наша бригада получила задачу — создать сеть опорных пунктов севернее станицы Ищерская. Эти места в то время называли Моздокскими степями. Нам предстояло работать на участке протяженностью свыше ста километров, примерно от селения Ачикулак до Ищерской. Следовало создать не сплошную оборонительную линию, а отдельные опорные пункты с круговой системой огня для небольших гарнизонов. Расположенные в редких здесь населенных пунктах, на узлах наиболее важных дорог и на тактически выгодных высотах, они сковывали бы действия подвижных групп противника, с одной стороны, и прикрывали железную дорогу Кизляр— Астрахань — с другой.

Моздокские степи — это бесконечное множество невысоких холмов, покрытых жесткой травянистой растительностью и до того однообразных, что заблудиться в них ничего не стоило. Сколько раз случалось: целый день кружишь на одном месте, будучи вполне уверенным, что идешь в нужном направлении. Только карты и компасы помогали, ибо отличительных ориентиров на местности почти никаких, глазу не за что зацепиться. В ряде случаев приходилось прибегать к помощи проводников: местные жители отлично знали свои буруны, как называли они эти холмы.

Мой участок работ оказался самым северным и начинался километрах в десяти-двенадцати к юго-востоку от поселка Ачикулак, в районе которого происходила частые стычки между нашими кавалерийскими подразделениями и подвижными отрядами противника. Учитывая все это, мне пришлось обзавестись автоматом и верховой лошадью — первой в своей жизни. И трудно сказать, кому больше доставалось: мне или этой спокойной коняге от ее неопытного всадника. Но мало-помалу сработались.

Я уже упоминал, что в этой малонаселенной местности отсутствовала четкая линия фронта и бои велись в основном между подвижными группами. Определенную роль должны были сыграть и отдельные опорные пункты. Однако для их оборудования требовался строительный материал. А где его взять? Местность безлесная, подвозить издалека строительные материалы не на чем: автотранспорт отсутствовал. В этих условиях нам приходилось сооружать оборонительные укрепления, обкладывая их откосы грунтом и всем, что попадало под руки. Работали все, способные держать в руках лопату.

В середине октября пришел приказ выделить в распоряжение командира 4-го гвардейского Кубанского казачьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Н. Я. Кириченко два саперных батальона. Приказ, разумеется, выполнили, людей отправили по назначению, хотя мало кто представлял, зачем кавалерии пешие саперы. Дней десять связь с батальонами отсутствовала. Наконец получили донесение от командира одного из батальонов капитана А. А. Генералова. Он сообщил, что его люди частично распределены по казачьим полкам, частично используются в качестве пехоты. Сам Генералов пребывал неподалеку от поселка Нортон, который находился на моем участке работ. Командир бригады подполковник Тряков поручил мне разобраться на месте со случившимся. Батальон я нашел в небольшом, почти полностью разрушенном хуторке, не значившемся даже на крупномасштабной карте.