Будни и праздники императорского двора
Шрифт:
День ангела Александры Федоровны и Александры Николаевны отмечался 21 апреля (3 мая). В церкви Зимнего дворца служилась обедня.
В связи с именинами высочайшего шефа Александры Федоровны был торжественный развод, поздравления Их Величествам, а вечером на бал приглашались все кавалергардские офицеры [483] . В дневниковой записи от 21 апреля 1839 г. (3 мая по европейскому исчислению) барон М. А. Корф, как уже отмечалось, перепутав день именин с днем рождения), записал:
А. Е. Мартынов. Вид на Зимний дворец и Адмиралтейство. Раскрашенная литография. Около 1820 г.
«Сегодня, в день рождения Императрицы был обыкновенный выход… Развод был на площади между дворцом и Адмиралтейством в первый еще раз после пожара, и Императрица смотрела, как бывало прежде, с балкона. Бал отложен до послезавтрашнего, и он будет не в Эрмитаже, как всегда в этот день, а в огромной Белой зале, и притом на весь мир» [484] .
Тезоименитство Олли (великой княжны Ольги Николаевны) приходилось на 11 июля. Великая княжна особо отметила в своем дневнике подарок брата Александра в 1837 году: «11 июля, в день моего Ангела, он находился в Туле, откуда прислал мне икону с изображением Богоматери. Я до сих пор ее храню» [485] . Празднества по случаю именин великой княжны Ольги Николаевны проходили или
Цесаревна Мария Александровна отмечала день ангела одновременно с любимой дочерью Николая I, великой княгиней (ей был дан этот титул особо) Марией Николаевной. Та же фрейлина Тютчева записала: «22 июля (1854). Сегодня именины цесаревны. Вчера мы ездили на ферму (Фермерский дворец. – А. В.) принести ей свои поздравления, так как при дворе принято поздравлять накануне самого дня… Подарки: икона кисти Неффа… Маленькие великие князья поднесли своей матери виды фермы, нарисованные ими самими, а хорошенький Владимир, который еще не умеет рисовать, принес ей корзину яиц, снесенных собственными его курами. Царская семья собралась в Сергиевке к чаю у великой княгини Марии Николаевны, которая тоже именинница. Вечер был чудесный, и дворец в Сергиевке со своими террасами, украшенными экзотическими растениями, статуями, вазами самого изящного вкуса, имел совершенно волшебный вид. […] Сегодня утром опять имели место поздравления, затем обедня в маленькой готической церкви. Туда пришел государь». «Вечером, – продолжила свою хронику Тютчева, – царская семья собралась к чаю в собственном маленьком дворце в стиле рококо, драгоценной безделушке роскоши и изящества» [489] .
Последняя фраза требует комментариев. «Собственный маленький дворец» – это так называемая «Собственная дача» (в 3 километрах к западу от Нижнего парка), которая в конце царствования Николая I стала одним из мест пребывания царской семьи, прежде всего наследника великого князя Александра Николаевича. Она приобрела популярность при Елизавете Петровне, когда и стала называться «Собственная Ея Императорского Величества приморская дача», а затем просто – «Собственная дача». Летом 1797 г., при Павле I, каменный дворец был заново отделан и император подарил его своей супруге императрице Марии Федоровне. Николай I обратил внимание на дачу в начале 1839 г. В 1843 г. он предоставил наследнику, цесаревичу Александру Николаевичу право ею пользоваться. Фасады обновленного дворца (в 1846 г.) были выдержаны в стиле Людовика XV. В состав комнат парадного второго этажа (отделка интерьеров продолжалась до 1850 г.) входили: библиотека, кабинет Марии Александровны, гостиная (запечатлена на акварели Э. Гау), спальня (акварель Л. Премацци), ванная и камер-юнгферская. На третьем этаже были устроены гардеробная, комната камеристки и сервизная. Парадные комнаты имели великолепную отделку, выполненную в разных стилях. Так, гостиная выглядела в стиле рококо. Ее украшали портреты Павла I и его семьи кисти Т. А. Неффа. Спальня с большой кроватью под балдахином являлась уменьшенной копией парадных спален XVIII в. и походила на спальню французского короля в Версале [490] . Среди предметов мебели была витрина с туалетными вещами, по преданию, принадлежавшими Елизавете Петровне. К 1850 г. основные работы были завершены. 20 июля 1850 г. в присутствии императорской семьи произошло торжественное освящение обновленного дворца. Великокняжеская чета впервые провела в реконструированной «Собственной даче» значительную часть лета [491] . Дворец понравился членам императорской семьи, и неслучайно он был запечатлен на акварелях Василия Семеновича Садовникова (1850 г.), позднее – Эдуарда Гау и Луиджи Премацци. Именно здесь весной 1841 г. цесаревич Александр Николаевич и Мари (Мария Александровна) провели свой медовый месяц. Вот что скрывается за краткой записью А. Ф. Тютчевой от 22 июля 1854 г.
Мемуарист А. А. Пеликан также отметил празднование именин Марии Александровны: «…Гуляния в Петергофе и на Елагином острове устраивались 22 июля, в день именин сперва цесаревны, а потом императрицы Марии Александровны. Были они знамениты сжигавшимися на них фейерверками. Ничего подобного по грандиозности уже не бывает. Фейерверки эти пускались от двора и стоили несколько тысяч каждый. Фейерверк в день Елагинского гуляния пускался в том месте, где потом были построены т. н. пять домиков. Это то место Крестовского острова, у которого Крестовка впадает в Среднюю Невку» [492] .
Тезоименитство Марии Николаевны, приходившееся на тот же день, после замужества происходило обычно в Сергиевке. Барон М. А. Корф записал в дневнике 22 июля 1839 г.: «Сегодня именины великой княг. Марии Николаевны. Для народа и собственно для публики нет ничего, но Аничковская компания, сколько есть ее налицо теперь летом, звана на бал в Знаменское, приморскую дачу, принадлежавшую прежде Мятлевой, но теперь купленную в придворное ведомство, как и все вообще пространство между Стельною и Петергофом» [493] .
Именины великого князя Михаила Павловича отмечались 8 ноября, в день Архангела и Архистратига Св. Михаила. В этот день проходили парад вновь сформированного после 14 декабря 1825 г. его подшефного лейб-гвардии Московского полка, а также бал в Зимнем дворце. Так же, как и свой день рождения, он старался его манкировать. Барон М. А. Корф пишет 8 ноября 1838 г.: «Сегодня его именины; но сам он не принимал никого; принимала вел. княгиня, но и туда, за множеством дел, я не поспел, пользуясь тем, что в толпе, без сомнения, и не заметили моего отсутствия. Обед был у вел. князя только для военных по случаю праздника Московского полка» [494] . Но иногда ему приходилось делать уступки, и 8 ноября 1843 г. он из Павловска, Николай I из Царского Села приехали в столицу, чтобы присутствовать на церковном параде в Михайловском манеже. После парада все уехали в Царское Село к фамильному столу.На пути к браку: сговор, помолвка, обручение, венчание
В XIX в. уже не было столь стремительных и скоропалительных свадеб, как это было характерно для эпохи Екатерины II, когда они иногда следовали сразу после смотрин. Достаточно вспомнить о неудачных в раннем возрасте браках Александра Павловича и Константина Павловича… Иначе было с Николаем.
Многие немецкие принцессы, ставшие женами императоров или великих князей, приняли отчество Федоровна – в честь иконы Федоровской Божией матери, считавшейся покровительницей дома Романовых. Характерно и то, что невесты до принятия православия были протестантками, так как католички не меняли вероисповедания. Кроме того, лоскутное одеяло старой Германии, состоявшей из десятков небольших и просто малых государственных образований (но владельческих домов), давало возможность выбора. Германия поставляла невест для всей Европы.
Урожденная принцесса Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская (1.07.1798 – 20.10.1860), дочь прусского короля Фридриха Вильгельма III и Луизы Августы Вильгельмины, урожденной принцессы Мекленбург-Стрелицкой, была миропомазана 24 июня 1817 г., вступив в брак с великим князем Николаем Павловичем в день своего рождения 1 июля 1817 г. Этот брак отвечал союзным интересам России и Пруссии, но был заключен по взаимному чувству.
Александра Федоровна сохранила воспоминания об этом дне: «Меня одели наполовину в моей комнате, а остальная часть туалета совершалась в Брильянтовой зале, прилегавшей в то время к спальне вдовствующей императрицы… Посреди всех этих уборов я приколола к поясу белую розу. Я почувствовала себя очень счастливой, когда руки наши, наконец, соединились; с полным доверием отдавала я свою жизнь в руки моего Николая, и он никогда не обманул этой надежды! Остальную часть дня поглотил обычный церемониал, этикет и обед. Во время бала, происходившего в Георгиевском зале, я получила письма из Берлина, от отца и от родных.
Мы спустились по парадной лестнице, сели в золотую карету с вдовствующей Государыней; конвой кавалергардов сопровождал нас до Аничкового дворца. Я первый раз увидела этот прекрасный дворец! У лестницы император Александр и императрица Елизавета встретили нас хлебом-солью… Визиты императрицам, великому князю Константину (К. П.) и тетушке принцессе Вюртембергской. Свадебные празднества, различные балы, baise mains – все это прошло для меня словно сон, от которого я пробудилась лишь в Павловске, бесконечно счастливая тем, что очутилась, наконец, в деревне!» [495] «Белая Роза», или «Лалла-Рук» (поэтические аллегории Александры Федоровны), считала свой брак счастливым.
Первой в императорской семье Николая I вышла замуж старшая и любимая дочь Николая Павловича Мария Николаевна. Отцу очень хотелось, чтобы дочь осталась в России. Ее выбор пал на далеко не ординарную личность, к тому же со сложной династической историей. Это был герцог Максимилиан Евгений Иосиф Август-Наполеон Лейхтенбергский, граф Эйхштедтский (1817–1852), сын Евгения Богарне (1781–1824), пасынка Наполеона, и дочери баварского короля Максимилиана Людвига принцессы Августы. Его отец, вице-король Италии, был одним из военачальников Наполеона во время похода в Россию в 1812 г. Он рано лишился отца и воспитывался просвещенной матерью. В Баварском доме он был младшим родственником.
Но желание дочери, познакомившейся с ним на маневрах в Вознесенске Херсонской губернии в 1837 г., было для Николая I более важным, чем слухи в обществе Великой княжне Ольге Николаевне запомнилась эта встреча на маневрах. Она с восторгом, хотя и с долей ревности и критики, писала о своей сестре: «Мэри участвовала в поездке. Она наслаждалась тем, что вызывала восхищение как у молодых, так и у старых. Ее красота была совершенно особого рода, она соединяла в себе две вещи: строгость классического лица и необычайную мимику; лоб, нос и рот были симметричны, плечи и грудь прекрасно развиты, талия так тонка, что ее мог овить обруч ее греческой прически. Понятие о красоте было для нее врожденным, она сейчас же понимала все прекрасное. Она ярко переживала все, ею виденное, и была чужда всякому предубеждению. Очень скорая в своих решениях и очень целеустремленная, она добивалась своего какой угодно ценой и рассыпала при этом такой фейерверк взглядов, улыбок и слов, что я просто терялась и даже утомлялась, только глядя на нее» [496] . Умная и красивая Мэри сразу же понравилась герцогу Лейхтенбергскому.
В октябре 1838 г. Максимилиан вновь приехал в Петербург и произвел при дворе благоприятное впечатление, хотя это была не самая блестящая партия для любимой дочери императора. Его статус был невысок. Ольга Николаевна писала: «Вдовствующая королева Баварская Каролина считала его низшим по рангу. Так, например, он сидел на табуретке, в то время как все остальные сидели на креслах, и должен был есть с серебра, тогда как другие ели с золота… Папа же он понравился» [497] .
Это утверждение противоречит существующему мнению, что Николай I «считал этот брак мезальянсом и терпеть не мог мужа дочери» [498] . О внимательном и безукоризненном поведении Николая по отношению к будущему зятю свидетельствует и его переписка с Александром Николаевичем. В письме к сыну от 17 (29) июля 1838 г. он сообщает об Александре Федоровне, которая прибыла в Мюнхен, где «нашла нашего Лейхтенбергского тем же милым скромным малым, каким мы его уже видели, но еще похорошевшим» [499] . Когда Николай Павлович сам увидел герцога в Крейте, то еще раз подтвердил это впечатление: «Наш знакомый милый герцог Лейхтенбергский остался тот же любезный малый, ловкий, скромный, каким мы его прежде знавали» [500] . В письме из Мюнхена от 23 сентября (5 октября) он уже размышляет, где в дальнейшем будет жить Максимилиан, «если все это состоится, то наша добрая Мери легко согласится с ним ехать за границу; впрочем, как Богу будет угодно…» [501] .
Для жениха Мэри Николаем Павловичем был заказан ее портрет, законченный Т. А. Неффом в ноябре того же года. В более ранних октябрьских письмах Николай Павлович информирует о поездке Максимилиана Лейхтенбергского в Санкт-Петербург, а в письме от 17 (29) октября 1838 г. сообщает: «Сегодняшний день мне был приятен с утра, ибо вечером имели мы удовольствие обнять нашего милого Макса» [502] . В последующих письмах – постоянные упоминания о совместных поездках с Максом из Царского Села. Особенно доволен Николай Павлович, что Макс решил остаться в России: «Слава Богу, все известия в пользу нашего дела; все люди Мери радуются этому выбору и что она не покидает Россию; словом, родство (баварские родственники. – А. В.) его как будто исчезло! При том и наружность его всем, кто его видели, очень нравится, и он себя ведет скромно, мило и учтиво» [503] . Аналогично писали о Максимилиане и другие современники. Чуть позже полковник Фридрих Гагерн из свиты принца Оранского Александра (племянника Николая I), посетивший Россию в 1839 г., сразу после свадьбы, так написал о супруге Марии Николаевны: «Герцог Лейхтенбергский – красивый молодой человек; хвалят также и его характер» [504] .
В октябре 1838 г. уже «все в Петербурге», как отметил в своем дневнике 13 октября барон М. А. Корф, говорили о браке Марии Николаевны как о решенном деле: «Великая княжна так горячо привязана к своим родителям, что давно уже объявила неизменное намерение не оставлять во всю жизнь России. Соответственно тому и искали жениха, которому отношения его и собственное желание позволили бы переселиться к нам, и нашли его в принце Максе… Наружность его прекрасна, а все, кто с ним ближе познакомился, хвалят его отличное воспитание, нрав и манеры. Его ждут к нам на днях, но будущее назначение его в России еще неизвестно. Он будет жить в доме бывшем Юсупова, на Фонтанке, у Обухова моста, где жил прежде покойный герцог Александр Вюртембергский (брат императрицы Марии Федоровны, главноуправляющий ведомством путей сообщения, скончавшийся в 1833 г. – А. В.), а теперь помещается главноуправляющий путями сообщения гр. Толь» [505] .