Будни отважных
Шрифт:
Наступил новый 1953 год, а убийство по-прежнему оставалось нераскрытым. Им заинтересовался уголовный розыск Главного управления милиции МВД СССР, и дело перешло в другие руки.
Начальник дорожного отдела милиции на С.-К. ж. д. полковник Левин долго рассматривал фотографии погибшей женщины. Кто ее убил? Муж, случайный знакомый, бродяга? Он набрал номер телефона начальника отделения уголовного розыска:
— Товарищ Бутенко? Возьмите «Кущевское дело» и заходите ко мне.
Вскоре в кабинет вошел майор милиции Яков Дмитриевич Бутенко — человек выше среднего роста, лет сорока, с красивым смуглым лицом, темными проницательными глазами. Левин жестом указал на кресло у приставного столика.
— Изучили дело?
— Да, изучил, товарищ полковник.
— Докладывайте.
И Бутенко начал не торопясь рассказывать...
Еще в августе прошлого года следователь транспортной прокуратуры Макаров из-за невозможности установить причастных к убийству неизвестной женщины лиц прекратил дело. Савин продолжал вести розыск. Но он мало интересовался теми следственными материалами, которые собрал Макаров. А между тем в деле есть кое-что заслуживающее внимания. Это бумажки от какого-то документа, найденные при осмотре вагона. Савин не придал им значения.
Савин и Макаров не проверили поездную бригаду, а также тех, кто ехал в день предполагаемого убийства в поезде из Херсонской области в Краснодарский край. Версия о том, что совершить преступление в пути мог кто-либо из лиц, следовавших в этом поезде, оставалась непроверенной.
Не исключена возможность, что женщина могла ехать со станции Грушевский Антрацит, то есть с места погрузки в вагон угля. Могла она сесть в вагон в Каменоломнях, Новочеркасске, Ростове, Батайске. Женщину убили или муж, или ее знакомый. Ибо сесть в вагон, груженный углем, в ночное время с незнакомым мужчиной вряд ли она согласилась бы. Нет сомнения, что эта женщина была одинокой, ибо прошло полгода, а о ее исчезновении еще никто не заявил в милицию.
Полковник спросил:
— Кто будет вести это дело?
— Я или мой заместитель — решим сегодня.
Левин возразил:
— А я бы поручил кому-либо из молодежи. Нам нужно учить ее оперативному мастерству. Причем учить именно на трудных делах. Поручите распутать это преступление, например, лейтенанту Дубогрызову. И окажите самую действенную помощь...
Бутенко согласился. Ему нравился лейтенант Дубогрызов. Год назад, после сокращения Вооруженных Сил страны, в мае 1954 года он, офицер Советской Армии, поступил на службу в транспортную милицию.
После разговора с начальником дорожного отдела милиции Бутенко вызвал Дубогрызова в свой кабинет.
— Загадка, Владимир Васильевич, кроется в этих крошечных листочках. Придется вам побегать по ростовским организациям и учреждениям.
Бутенко сосредоточенно рассматривал обрывки документа через лупу.
— Желтоватый цвет... Обойдите все типографии, установите, где печатали подобные бланки, на какой бумаге? А вот видны буквы, часть печати...
И еще долго Яков Дмитриевич давал наставления лейтенанту, что ему делать.
Несколько дней Дубогрызов выполнял это задание. Потом получил новое.
— Разыскивается Валентина Суслова, — сказал ему Бутенко. — Приметы сходны с убитой. Нужно проверить...
И Дубогрызов срочно выехал на Кубань, в станицу Белореченскую. Отец и мать Валентины Сусловой жили на самой окраине. Дубогрызов встретился с ними. Взволнованные родители сообщили лейтенанту, что их дочь из Ростова регулярно писала им письма. Но последнее время что-то замолчала. Ниточка, за которую ухватился Дубогрызов, потянулась дальше. Когда он показал фотографию убитой, мать, всплеснув руками, закричала: «Она! Доченька...» — и потеряла сознание.
Отец, молча рассматривая фотографию, усомнился: убитая женщина выглядела старше их дочери. Дубогрызов предъявил вещи убитой. Родные не опознали их. Внезапно появившаяся тонкая ниточка так же внезапно оборвалась.
Шло время, а дело вперед не двигалось. И вдруг новая зацепочка. Работники пенсионного отдела облвоенкомата сообщили, что три небольших кусочка бумаги, подобранных в вагоне, были, предположительно, оторваны от бланка документа, выданного органами социального обеспечения Украинской ССР и принадлежали инвалиду Отечественной войны или труда.
Вернувшись в дорожный отдел милиции, Дубогрызов доложил Бутенко о результатах поиска.
— Это уже шаг вперед! — обрадовался майор и разрешил выехать в Киев.
В Министерстве социального обеспечения лейтенанта не порадовали. Бланки были отпечатаны большим тиражом, и установить, кому была выдана справка, от которой осталось всего три клочка, практически не представилось возможным. Дубогрызов направился в Киевский научно-исследовательский институт судебной экспертизы.
Директор института взял лупу, долго вертел клочки бумаги, а затем сказал:
— Полный оттиск печати не восстановим, а одну букву — попытаемся. Только это будет не раньше как через три-четыре дня.
Лейтенант вернулся в Ростов и через несколько дней получил из института ответ. В нем говорилось, что справка была выдана инвалиду труда городским отделом социального обеспечения. Город оканчивался на «вский».
Во все органы милиции Украины с окончанием на «вский» Дубогрызов послал ориентировки с фотографией убитой женщины и фотокопии клочков бумаги.
Вскоре стали поступать сообщения, что личность убитой женщины установить не удалось. И лишь в начале марта из Дружковского горотделения милиции была получена телеграмма:
«Срочно командируйте оперативного работника».
Когда поезд «Ереван — Москва» остановился на станции Дружковка, из вагона с небольшим чемоданом вышел Дубогрызов. Пройдя метров сто по перрону, он направился к выходу в город, сел в трамвай.
Сквозь заиндевевшее стекло он рассматривал мелькавшие огни, столбы, низенькие серые домики. Трамвай проехал через мост мимо красивого здания с колоннами — Дворца культуры, оставил позади корпуса небольшого завода. Вышел Дубогрызов на площади, в центре города.