Шрифт:
Предисловие
1917 год – уникальный в истории России. Это был разлом – гигантский и по масштабам, и по глубине. Страна трижды меняла свое название. Вступив в тот год империей, тысячелетней монархией, Россия стала свободной. Именно так Свободная Россия без уточнения формы правления, она именовалась в сентябре 1917-го. Но уже спустя два месяца стала Российской Советской республикой.
Эта книга погружает в события 1917 года через рассказ о том, что происходило в этот переломный для нашей страны период. День за днем складывалась мозаика революции, общая картина которой восстановлена по публикациям в прессе того времени. Вершины происходившего, хорошо видимые нам с высоты исторического полета (отречение императора, апрельские тезисы Ленина, попытка июльского переворота, провальное наступление русских войск на фронте, Корниловский мятеж, октябрьское вооруженное восстание), вписаны в будничный ход жизни.
В самом деле, участники и очевидцы тех событий скорее всего удивились бы, услышав от нас
Вообще, удивительно, насколько в российском обществе, и в верхах, в императорской фамилии, и в средних слоях, среди интеллигенции, в начале 1917-го были сильны убеждения, что из царского дворца в Берлин протянут секретный телефонный провод, по которому немка-императрица сообщает кайзеру о планах русского военного командования. Это к тому, что потом возникнет довольно стройная версия, что император стал жертвой заговора генералов русской армии. Они для начала договорились убрать Николая, а потом только за дело взялись Шульгин и компания – думские деятели, которые привезли императору текст отречения.
Правда в том, что Февральскую революцию никто не готовил, это общее для всех партийных лидеров мнение. Но приветствовали ее многие, если не все. Великие князья ходили с алыми бантами на шинелях и кителях. В тот момент казалось, что всё, что только может быть связано со словом «революция», свершилось. Но получилось, что это было только начало процесса. Сдвинутая с места масса покоя начала свое движение…
Нет нужды пересказывать все этапы этого «движения» – собственно они-то и есть содержание этой книги. Появление Временного правительства, блистательное восхождение Керенского – «калифа на час». Любопытно, какой урок извлек для себя Керенский, проживший долгую жизнь в эмиграции. Как-то он сказал, что если бы в 1917 году существовало телевидение, он смог бы удержаться на посту премьера. Это к вопросу о роли пиара в «деле революции». Вообще, события 1917 года позволяют провести множество параллелей как с предыдущей, так и с последующей историей. Самое расхожее сравнение – с Великой французской революцией. И в публицистике, и в аналитике 1917 года такие сравнения встречаются на каждом шагу. Они доказывают, что люди пытались друг друга вразумить по ходу пьесы, и масса покоя до поры до времени позволяла это делать.
Автор не ставил перед собой цель утверждать чью-либо правду или, наоборот, опровергать чьи-то взгляды. Все мнения и аргументы даны в книге от первого лица. Свою задачу автор видел в том, чтобы максимально представить разные взгляды, точки зрения или, как это ни странно покажется, их отсутствие. Потому что непонимание того, что происходит и чем может обернуться для страны, – это общая примета 1917 года.
Каждая заметка, приведенная в книге, сиюминутна, даже если речь идет о воспоминаниях, написанных годы спустя. Задача состояла в том, чтобы показать круговорот событий, затронуть все значимые аспекты, начиная от настроений тех, кто мог влиять на происходящее. Например, императрица Александра Федоровна писала мужу накануне отречения что-то такое надрывное, в стиле «пока ты не подписал какой-нибудь подсунутой тебе бумаги, подумай о детях, подумай обо мне». И заканчивая бытовыми деталями: в городах России летом 1917-го перестали убирать улицы. Дворники постоянно митинговали, требуя повышения зарплаты. В этой будничной детали, как представляется, отражается все противоречия жизни.
Читать эту книгу можно последовательно, действительно «день за днем», а можно обращаться к ее содержанию выборочно, имея в виду конкретное событие, такое как попытка большевиков захватить власть в начале июля 1917 или Корниловский мятеж. В этой книге нет обобщений и выводов, тем более что заканчивается она событием, после которого все процессы продолжились, только на новом витке. Поэтому и продолжение, надеемся, последует…
Январь
Суровые морозы, температура под минус сорок. Кажется, все застыло в ожидании перемен. Напряжение во многом определяет шок, вызванный убийством Григория Распутина. Продолжается министерская чехарда. Штюрмера на посту премьера сменяет Трепов, на смену ему – князь Голицын. Надежды на изменение Николаем II политического курса не оправдываются. В императорской фамилии созрела фронда. Коллективное письмо членов дома Романовых с призывом-угрозой «Ники, уходи». В армии и в обществе на ура принимают великого князя Дмитрия Павловича, участника убийства Распутина. На германском фронте последнее удачное наступление русской армии под Митавой. Царская полиция преследует активистов легальной проправительственной организации – Военно-промышленного комитета. Кризис отношений между царским правительством и представителями финансово-промышленной олигархии. Все фракции Думы практически находятся в оппозиции царскому режиму.
Международная конференция представителей стран Антанты в Петрограде. Последняя попытка союзников повлиять на ухудшающуюся политическую и экономическую ситуацию в России. Англия и Франция дают
16.01
В этот день в 1917 году в России было 3 января. Страна жила по старому юлианскому календарю, расхождение с теперешним, григорианским, составляло 13 дней. Однако Новый год праздновали по старой привычке 14 января. Но влияние общепринятого в мире григорианского календаря ощущалось повсеместно. Газеты выходили с указанием двойной, через дробь, даты, в данном случае – 3/16, в деловой переписке, в письмах делали такие же уточняющие пометки.
Старой привычке исчисления времени следовал и французский посол в Петрограде Морис Палеолог, который в тот день писал: «Сегодня третий день нового года по православному календарю. Император принимает в Царском Селе поздравления от дипкорпуса. На дворе жестокий холод – минус 38 градусов. Лошади, ожидающие нас перед вокзалом, обледенели. До самого дворца не различишь ничего из пейзажа – все покрыто дымкой, пеленой инея». Что ж, пока дипломат едет на прием, как прелюдию к событиям 17-го года приведем то, что он писал в своем дневнике в начале той зимы, в ноябре 16-го: «…забастовали все заводы Петрограда. Ко мне на аудиенцию записался директор автомобильной фабрики “Луи Рено”, что на Выборгской стороне. Вы знаете, – заявил он, – что наши рабочие не принимают участия во всеобщей стачке. Но бастующие других предприятий окружили наш завод, крича “Долой французов. Довольно воевать”. Наши люди вышли к ним для разговора. Но им ответили градом камней и револьверными выстрелами. Один русский инженер и три француза-менеджера ранены. Подоспевшая полиция быстро убедилась в своем бессилии. И тогда городовые вызвали из близстоящих казарм два пехотных полка. Но солдаты вместо того, чтобы выручать завод, стали стрелять по полицейским. – По полицейским? – ошарашенно перепросил Палеолог. – Да. Упало много городовых и жандармов, началась свалка. В конце концов, послышался кавалерийский галоп, подошли сотни четыре казаков, которые налетели на пехотинцев-солдат и ударами пик загнали их обратно в казармы. Теперь порядок восстановлен». Какой, спрашивается, порядок? Это же ЧП из ряда вон! Прекрасно понимая это, Морис Палеолог тут же поехал к председателю Совета министров России Штюрмеру и взволнованно рассказал ему о происходящем. И что же последовало в ответ? «Штюрмер начал доказывать мне, что это эпизод, не имеющий значения, что ему уже обо всем доложили, меры для защиты завода Рено приняты. “Но ведь дело в другом – у вас войска стреляют по полицейским”. – “Да, да, – словно отмахиваясь, отвечает Штюрмер, – это важно, и репрессия будет беспощадна”».
Репрессия последовала, и, казалось бы, самая радикальная. В ноябре 16-го в отставку был отправлен сам премьер-министр. Монархисты, сторонники продолжения войны и союзники по Антанте ликовали. Наконец-то Николай II решился убрать человека, про которого только ленивый не говорил, что тот – немецкий шпион, слушает лишь Гришку Распутина и других интриганов типа фрейлины Вырубовой. Однако сменивший Бориса Штюрмера Александр Трепов пробыл на посту премьера всего полтора месяца. Сразу после убийства Распутина император под давлением своей супруги снял этого силовика, сторонника жестких мер, и назначил премьером Николая Голицына, фигуру бездеятельную, проще говоря, никакую. Все расценили это как реванш прогерманской партии при дворе, взятый ею именно за убийство Распутина. Это означало, что вокруг царя продолжают плестись интриги, а страна продолжает сползать в неизвестность. Вот такой была новогодняя картинка 1917 года. Жуткий мороз, все застыло и заледенело, и вокруг витает стойкое ощущение грядущей катастрофы.
17.01
В этот день – 4 января 1917 года по старому стилю – несмотря на новогодние праздники по православному календарю, император Николай II отправил в ссылку, правда в собственное имение Грушевку, своего дядю Николая Михайловича, внука императора Николая I. Николай Михайлович, который считался вдохновителем «великокняжеской фронды» – так современники называли членов императорской фамилии, выступавших за отстранение Николая II от власти, – был организатором и вдохновителем беспримерной в истории монархической России акции. Накануне Нового года члены императорской фамилии собрались во дворце великой княгини Марии Павловны, где составили и подписали коллективное письмо, в котором требовали простить князя Дмитрия Павловича, непосредственно замешанного в убийстве Григория Распутина. Они выразили при этом тревогу за дальнейшую судьбу России и императорского трона в случае, если внутренняя политика Его Величества будет продолжена. По сути, это был ультиматум. Николай II вроде бы дал на него уничтожающе отрицательный ответ: «Никому не дано права убивать. Я знаю, что у многих совесть не чиста, так как не один Дмитрий Павлович замешан. Я удивляюсь вашему обращению ко мне». Да, слова «никому не дано права убивать» станут общеизвестными, но фактически останутся словами. Потому что князь Дмитрий Павлович и даже непосредственный исполнитель преступления Феликс Юсупов избегнут наказания. Вскоре после ареста, который был произведен по настоянию императрицы Александры Федоровны, слепо доверявшей Распутину и жутко переживавшей его кончину, великого князя отправят на фронт – в Персию, назначив командующим закавказским корпусом. Феликс Юсупов как негодный к строевой службе отправится в свое подмосковное имение. Не говоря уже о дяде царя, Николае Михайловиче.