Будни самогонщика Гоши

Дроздов Анатолий Федорович

– Купец Гош? – спросил он.

Я подтвердил.

– Я кмит брента Кухай. Господин повелел заплатить за нир. Вот! – он протянул кожаный мешок. – Здесь сто золотых.

В другой ситуации я бы не стал, но после всего… Я развязал кожаный ремешок и стал считать монеты, бросая их в рюкзак. Отдельные пробовал на зуб. Кмит воспринял это спокойно.

– Все правильно, – подтвердил я, завершив счет.

– Тогда я пошел.

– Э-э! – возмутился я. – Как тебя там… Кухай! Брент обещал мне вернуть бочки и отвезти их назад.

– Брент

сдержит слово, – успокоил меня кмит. – Мы перельем нир, а бочки вернем. Отвезем завтра. Пока можешь отдыхать.

– Где?

– За замком – деревня, там тридцать домов. Выбирай любой. Заплатить чем у тебя есть.

Мне показалось или губы его тронула улыбка? Дать что ли в лоб? А что толку? Он выполняет приказ. Это Клай велел спровадить меня. Припомнил вчерашний разговор. Ну, и хрен с ним!

– Свободен! – сказал я кмиту и осмотрелся. Повозки уже разгрузили, они тянулись наружу.

– Дюлька! – окликнул я. – Есть дело.

Парень натянул вожжи.

– Могу я остановиться у вас до утра? Дам золотой.

– Конечно, господин! – заулыбался Дюлька. – Мать обрадуется.

Я вскочил на Буренку. Деревня оказалась неподалеку. Представляла она собой улицу с поставленными вдоль нее домами, верней, хатами. Рубленые из почерневших бревен стены, маленькие окна, крытые соломой кровли. Заборы из жердей. Скотину не пустят, а человеку не препятствие. Во дворах – куры. Они бродили по улице, порская из-под копыт быков. Здесь же бегали дети. Завидев нас, они жались к заборам. М-да… Ранняя весна, едва снег сошел, а они все босиком. На девочках – мешковатые платья до щиколоток. У мальчиков – штаны и рубахи. Нищета.

Караван таял. То один, то другой возчик сворачивал к дому. Наконец, мы остались одни. На краю деревни повозка встала у хаты. Дюлька слез и пошел открывать ворота. Те были легкими, из жердей, так что справился он легко. Мы въехали внутрь. На шум из дверей хаты выглянула женщина.

– Дюлька! – всплеснула руками она и побежала к подростку. – Вернулся! А мы заждались. Вчера ждали. А что это за одежда на тебе?

– Брент с воинами разбойников побил, – сказал Дюлька и приосанился. – Нам позволил одежду их взять. И обувку, – он вытянул ногу в сапоге. – Я двое штанов и две куртки надел на себя. Перешьем их или поменяем. Жаль, сапоги одни. А еще – вот! – он достал из мешка котел.

Женщина всплеснула руками.

– Какой ты у нас!

– Котел мне купец Гош дал, – сообщил Дюлька и указал на меня. – Он лекарь. Кинреку стрелой руку пробило, так он лечил.

– Спаси тебя Моуи, господин! – поклонилась женщина.

– Господин Гош переночует у нас, – сказал Дюлька.

В глазах женщины отразилось смущение. Я понял его.

– Не беспокойтесь, почтенная, заплачу.

Я слез с коровы и протянул золотой.

– Хватит?

– Да, господин! – она схватила монету и сжала ее в кулаке. – Располагайтесь! Дюлька поможет и покажет. Я – скоро!

Она выбежала за ворота. Дюлька стал распрягать

быка. Из дома высыпали дети, трое. Все девочки, мал мала меньше. Старшей на вид было лет десять, другим пять и три. Младшая, сунув палец в рот, цеплялась за платье старшей. Я подумал и пошарил по кармашкам рюкзака. Початая упаковка леденцов нашлась в боковом. Рюкзак у меня разъездной, в машине вожу. Мятные леденцы приятно сосать в жару – не так пить хочется. Кондиционера в УАЗе нет.

Я подошел к детям и протянул леденец маленькой. Та спряталась за сестру.

– Это вкусно! – объяснил я старшей. – Берешь в рот и сосешь. Вот так! – я бросил леденец в рот и протянул ей другой. – Держи!

Та взяла и осторожно лизнула. Глаза у нее стали большими.

– Майка! На!

Малышка выглянула из-за сестры и протянула ручку. Рассмотрев леденец, сунула его в рот и захрустела.

– Его не нужно жевать, – засмеялся я. – Сосать лучше. Берите.

Девочки взяли по конфете.

– И для нее, – я указал на Майку. – А то свой она сгрызла. Пусть учится. Позже еще дам.

Тем временем Дюлька отогнал быка в хлев. Расседлал Буренку и повел туда же.

– Бык не обидит? – озаботился я.

– Нет, господин! – успокоил Дюлька. – Он холощеный. Я им сена задам, у нас есть. К вечеру мать сварит пойло. Вам баню топить?

– Конечно! – сказал я.

Баня обнаружилась в огороде. Маленький сруб с крышей из дранки.

– Отец ставил, – сказал Дюлька, – и печь клал. Он много умел. Летось умер, – он вздохнул.

Топилась баня по-черному. Ну, хоть так. Дюлька натаскал воды в бочку. От моей помощи он отказался – негоже гостя припрягать. Подумав, я попросил тряпку и сел чистить оружие. Ружейное масло нашлось в рюкзаке. Раскидав «Сайгу» и ТТ на повозке, я приступил к процессу. Рядом крутились девочки, тут же получившие по леденцу.

– Не балуйте их, господин! – посоветовал подошедший Дюлька. – Я их накормлю.

Он достал из мешка окорок. Так вот кто его прибрал! Дюлька вытащил нож и напластал мяса. Отрезал по куску хлеба – он его тоже прихватил. Хозяйственный мужичок! И одежды взял два комплекта. А куда денешься – глава семьи. Вроде моего деда в войну.

Получив по куску мяса с хлебом, дети убежали в дом. Тем временем пришла мать Дюльки. В одной руке она несла за ноги двух куриц, в другой – каравай хлеба. Ясно. В доме еды нет, вот женщина и тревожилась.

Тем временем истопилась баня, мы с Дюлькой пошли мыться. Веников не было – здесь не парились. Воду Дюлька грел просто. Брал с печки щипцами горячие камни и бросал их в бочку. Вода получалась мутной, с пеплом, зато теплой. Мыла здесь не имелось, но у меня нашлось. Я говорил, что рюкзак у меня разъездной? Без мыла в машине нельзя.

– Купцы мыло возят, – сообщил Дюлька, – но просят дорого. Пять медяков за горшок! А это ползолотого, – он вздохнул.

Странные у них цены.

– Мать с сестрами будут мыться? – спросил я.