Буду с тобой
Шрифт:
Ведь и правда, можно меня во всём этом обвинить.
– Я с ней никак не связывался, – уже без усмешек и смеха говорит Белов, а сам буравит рыдающую меня своим убийственным взглядом.
– А вот это неправда, вы дважды встречались.
– Мы не встречались... – снова подаю голос, а он дрожит и сорван от крика.
Как я в таком виде к детям вернусь? Эта глупейшая мысль рождает во мне нечеловеческий вой, потому что за глупой мыслью увязывается полное осознание, что Платон теперь инвалид... Господи! Да у него же половины ноги нет! Как? Ну как он вернётся в таком виде к детям?!
– Память у вас плохая, Ульяна Сергеевна. Я вам напомню. Вот, даже в картинках, – Никоноров входит во вкус, доказывая мою несуществующую вину.
Он показывает мне и Белову стоп-кадры с камер видеонаблюдения в подъезде и ресторане. И по ним нельзя однозначно сказать, что я против этого контакта. Качество так себе, а мой ужас на лбу не прописан. Но именно на этих снимках ни о чём Белов ломается.
Верит Никонорову, что тот шьёт мне дело и уступает. Сознаётся во всём, параллельно сбивчиво признаётся в любви и о господи! Просит, даже умоляет его дождаться. Я затыкаю уши, опустив голову к коленям. Не хочу слышать этот голос, запоминать озвученные им слова. Не хочу! Вздрагиваю и даже делаю слабую попытку отбиваться, когда меня касается мужская рука.
– Простите, – шепчу, поняв, что это следователь подошёл ко мне.
Белова в кабинете уже нет. Увели.
– Ничего-ничего, главное, мы узнали, где этот упырь спрятал Левашова. Ребята уже выехали на место, – рассказывает Никоноров, расстёгивая наручники.
– А вы?
– Я отвезу вас домой, не пешком же вам идти на другой конец города.
Услышав про дом, я вскакиваю со стула и хватаюсь за руку Никонорова, теряя равновесие. Нога затекла, пока я упиралась в бедро локтем, лишая себя слуха.
Эпилог
8 месяцев спустя...
Дождливый август дарит нам день солнечный и даже жаркий, но зной перебивается прохладой исходящей от сырой земли, напитанной ливнями последних недель, что делает этот день чудесным.
В палату заходит медсестра с каталкой.
– Давайте мамочка, кладите малыша сюда, берите сумку и поторопимся. Мне ещё семерых выписать надо. Беби-бум какой-то, – вздыхает женщина, попутно проверяя состояние палаты после нас.
Неужели думает, что я что-то утащу? Смеюсь про себя. Такая глупость.
– Только заснул, так жалко будить. Может быть, я на руках его понесу? – спрашиваю я, хотя знаю, что не разрешат.
– Ну да, а я вашу сумку, – фыркает медсестра и открыв настежь окно в палате, торопит меня одним лишь взглядом.
Я не спорю. И сама хочу поскорей вернуться к детям и мужу с нашим вторым сыном. Маленький Алексей Платонович сурово хмурит свои едва заметные светлые брови, когда с тёплых мягких рук опускаю его в больничную люльку. Знаю, что расплачется вот-вот и спешу. Хватаю сумку, тороплюсь за медсестрой, что уже катит сына по длинному коридору. В лифте Алёшка начинает кряхтеть, на первом этаже уже орёт во весь беззубый рот.
– Приучила к рукам, – осуждающе говорит медсестра.
– Не нравятся ему эти кроватки, – отвечаю с улыбкой.
А чего печалиться? День такой хороший. Солнечный. И скоро я увижу Сашу с Асей, мужа и всех, кого люблю. И даже едкие замечания медсестры не могут омрачить этого счастья.
Двадцать метров по коридору, минуем две пары пластиковых дверей и выходим навстречу со встречающей нас семьёй. Алёша словно понимает, что его ждёт свобода и родной дом, затихает даже в этой ненавистной ему люльке. От шариков и цветов в руках родителей и друзей, у меня пестрит в глазах. Всё так мило, что слёзы счастья накатывают.
– Ты как? – Платон, к которому я подхожу в первую очередь.
– Лучше всех, – улыбаюсь я и замечаю, как по его щеке скользит крошечная слезинка.
Муж вскользь целует меня в щёку, вручая букет красных роз. Всё его внимание теперь обращено на новорождённого сына.
Медсестра берёт из люльки сына, чтобы вручить отцу, Яр зачем-то пытается помочь и делает шаг вперёд.
– Я сам! – одёргивает его Платон и отдаёт трость другу.
Хромая, но действительно сам и даже без помощи трости, Платон подходит к медсестре и осторожно забирает сына на руки.
Больше я не смотрю за ними. Верю, что муж справится. Он многое преодолел за столь короткий срок, чтобы на двоих ногах встретить меня и сына из роддома. Тренировался днями и ночами ходить с протезом, чтобы сейчас сделать эти несколько таких важных для него шагов.
Пока я обнимаю Асю с Сашей, как мне, кажется, прилично выросших за эти несколько дней, наши друзья и родители окружают папу с сыном.
– Дашка, давай тоже, – говорит Яр.
– Только если ты в декрет пойдёшь, – ехидно усмехается подруга.
– Моя единственная нервная клетка не выдержит второго декрета! Теперь твоя очередь! – заявляет Кольцов, вызывая смех даже у наших детей.
Один только Алексей Платонович не принимает в этом веселье никакого эмоционального участия, мирно засыпая на папиных руках.
Конец