Буду твоим единственным

Гудмэн Джо

Нортхэм добавил сливки в свой кофе и размешал их.

– Баттенберн не сообщил, почему он написал сюда?

– Он также послал письмо в Хэмптон-Кросс на тот случай, если мы уже уехали.

– Понятно. – Он поднес чашку к губам и сделал глоток. – Барон любит подстраховаться.

Элизабет нахмурилась, не уверенная, что правильно его Поняла.

– Полагаю, он делает все, что в его силах, для блага Луизы. Мое присутствие успокоит ее.

– И его.

– Конечно.

Подозрения Норта были слишком неопределенными, чтобы облечь их в слова.

– Нам не удастся добраться до Лондона раньше

завтрашнего вечера. Лошади не в состоянии двигаться без отдыха, как бы нам этого ни хотелось.

Лондонский дом Нортхэма располагался на Меррифилд-сквер. Фасады домов, оттороженных от улицы массивными чугунными воротами, выходили на небольшой сквер в центре площади, где часто можно было видеть нянюшек, прогуливающихся со своими юными подопечными. Это была удобная резиденция, отличавшаяся от других лишь тем, что, по настоянию Нортхэма, наружные фонари были сделаны из меди, а не из чугуна.

– Из предосторожности, – объяснил он Элизабет, когда она сказала ему об этом. – Иначе может получиться так, что я окажусь в постели леди Морган, чей особняк справа от моего дома, или мистера Уитни, который расположен слева. Но это только когда я нахожусь в подпитии, как ты понимаешь. В остальных случаях у меня не возникает проблем с поиском собственной спальни.

– Ты меня утешил.

Опыт Элизабет улаживать проблемы леди Баттенберн сослужил ей хорошую службу, ибо обстоятельства складывались так, словно все сговорились удержать новобрачных в Лондоне как можно дольше.

Сначала предметом забот Элизабет были проблемы с сердцем Луизы. Норт как-то заметил, что желания леди Баттенберн существенно превышают ее нужды, однако не стал настаивать, чтобы Элизабет навещала свою подругу не столь часто. Он терпеливо наблюдал, как его жена дважды в день покидает дом – утром и во второй половине дня, – иногда отсутствуя по несколько часов кряду. Составив ей пару раз компанию, он обнаружил, что визиты к Баттенбернам портят его характер. И он нисколько не удивился тому, что вся эта суета и напряжение наложили отпечаток и на характер Элизабет. Но когда Нортхэм заботливо поинтересовался, не слишком ли она усердствует, он получил такую резкую отповедь, касавшуюся обязательств, накладываемых дружбой, что поневоле задумался, а не переписывается ли она с его дедом.

Когда здоровье баронессы улучшилось, вниманием Элизабет завладела мать Норта. Разумеется, он нисколько не возражал, чтобы Элизабет была представлена Лондону в качестве новой графини Нортхэм, но это неизбежно сокращало время, которое они могли бы провести вдвоем. В некоторые дни он видел свою жену только поздно вечером, в тот момент, когда она без сил валилась на постель.

Еще одним осложнением, препятствовавшим желанию Нортхэма уехать из Лондона и отправиться в Хэмптон-Кросс, была череда ограблений, приписываемая всеми Джентльмену. Все украденные предметы, о которых было публично заявлено, представляли собой украшения: кулоны, жемчуга, серьги и кольца. Джентльмен обычно выбирал только одну вещицу из шкатулки с драгоценностями, оставляя все остальное нетронутым. Поскольку это никогда не был самый ценный предмет, к негодованию, которое испытывали жертвы ограблений, примешивалось вполне понятное облегчение. Во многих случаях о кражах становилось известно

лишь по прошествии нескольких дней, когда обнаруживалась пропажа.

– Это черт знает что! – заявил Нортхэм своим друзьям. – Я уже начинаю подозревать самого себя.

Саут хмыкнул и указал на карты, лежавшие на столе:

– Твой ход, Норт. Давай не тяни.

Норт выложил козырную двойку, и Саут с довольным видом сгреб карты и отодвинул их в сторону.

– Насколько я могу судить, большинство ограблений произошло на приемах, где я присутствовал.

– Думаешь, тебя пытаются подставить? – спросил Марчмен, размышляя над следующим ходом. – После того, что случилось в Баттенберне, эта идея должна бы казаться вору весьма заманчивой.

– Конечно, его пытаются подставить, – согласился Саут. – Давай ходи. – Он оглянулся через плечо на Элизабет, читавшую у камина. – Леди Нортхэм, вы не могли бы сыграть со мной в вист, а то эти парни не в состоянии сосредоточиться на игре.

Элизабет подняла голову от книги и неуверенно улыбнулась:

– Вы что-то сказали, лорд Саутертон?

Саут усмехнулся:

– Нет, миледи. Я, как всегда, разговаривал сам с собой. – Он повернулся к игрокам и обнаружил, что все трое с нетерпением взирают на него. – Что? Мой ход? Так, что у нас здесь? – Он притворился, будто изучает выложенные на стол карты, затем уставился на собственные карты и сделал ход не раньше, чем понял, что еще немного – и приятели с радостью его придушат.

Игра завершилась победой Истлина с Марчменом. Приятели встали из-за стола, чтобы насладиться портвейном. Саутертон устроился рядом с Элизабет и заглянул в ее книгу.

– Весьма поучительно, – заметил он. – Мальтус «Законы народонаселения». Чтоб я пропал! Норт, ты знаешь, что читает твоя жена? Тебе нужно срочно заняться ею, пока она не набралась всяких там идей.

Все рассмеялись, и Элизабет громче всех. Она захлопнула книжку и положила ее себе на колени. Саут откинул голову на спинку дивана.

– Если это образчик современного брака, то я предпочел бы навсегда остаться холостяком.

Норт подошел к дивану и, остановившись за спиной жены, нежно коснулся ее плеча.

– Ты и так останешься один, потому что ни одна женщина в здравом уме не согласится выйти за тебя замуж.

– Ха!

Марчмен поудобнее устроился в кресле и положил ноги на скамеечку.

– Ты это серьезно, Норт? Насчет того, что тебя могут заподозрить в этих кражах?

Нортхэм пожал плечами:

– Не знаю. Не хотелось бы верить, что кто-то и вправду думает, будто я способен на воровство, но, судя по обрывкам разговоров, которые мне приходилось слышать, такая мысль витает в воздухе.

– В таком случае им следует держать подобные мысли при себе, – сердито проговорила Элизабет. Готовность, с какой она бросилась на защиту Норта, вызвала у приятелей улыбку. – О, ради Бога! Ведь это вполне естественно, что я отстаиваю невиновность своего мужа. Если бы кто-нибудь сказал нечто подобное о любом из вас, я бы не стала с ним миндальничать.

– Миндальничать? – повторил Саут. – Что бы это значило?

Маркиз Истлин фыркнул.

– Поостерегись, Саут, иначе она продемонстрирует это на тебе, и никто из нас не шевельнет и пальцем, чтобы ей помешать.