Буду завтра. Встречай (сборник)
Шрифт:
– Что это значит?
– Серые фланелевые брюки.
Шефу надоело слушать наш диалог, и он попросил перевести последнюю фразу.
– А-а-а, – лукаво засмеялся он, похлопывая Жан Жака по плечу.
– А-а-а! – точно в тон ответил ему француз.
– Но я ничего не понимаю! – возмутилась я. И последовала благожелательная лекция на двух языках.
Этикет береговой одежды яхтсмена произошел непосредственно от английского стиля, узнала я, а самый традиционный предмет гардероба – темно– синий двубортный блейзер с золотыми
Я сморщила нос:
– Было бы за что платить!
Француз и мой шеф уставились на меня с почти священным ужасом.
– La femme, – снисходительно пробормотал Жан Жак.
Далее я узнала, что темно-синий пиджак с ослепительно-белыми брюками смотрится сногсшибательно только в пределах гавани. По мере удаления от зоны порта правила хорошего тона диктуют сменить нижнюю часть туалета на экземпляр из светло-серой фланели.(Ага, теперь понятно, почему Жан Жак так любовно похлопал себя по коленке.)
Можно носить блейзер с бежевыми слаксами или вельветовыми брюками красного оттенка.
– Но, – шеф поднял указательный палец, – только в том случае, если капитан уже однажды пересек Атлантику.
Жан-Жак понял все без перевода и, смеясь, кивнул головой.
– Вообще-то классикой, – продолжил он, – считается пара: двубортный блейзер и коричневые брюки из грубого твида. Обязательны рубашка в тонкую полоску и полосатый галстук. И никакой синтетики.
Прослушав эту лекцию, переводя попеременно некоторые тонкости Жан Жаку и шефу, я почувствовала себя расслабленно и впервые подумала о том, как все-таки здорово, что у меня такая профессия.
– Ну что же, – Жан Жак встал из-за стола и изящно поклонился, – вынужден попрощаться с вами, дорогие друзья. Моя яхта «Женевьева» ждет меня. Мы ведь еще увидимся.
Когда после бурных уверений в дружбе со стороны шефа Жан Жак все-таки ушел, показалось, что в баре стало темнее, а отвратительная музыка загремела громче.
– Удивительно, сколько в человеке жизнелюбия и оптимизма, – пробормотала я.
– Мда… – протянул шеф. – А вы в курсе, что десять лет назад в железнодорожной катастрофе погибли двое его детей, а пять лет назад его жена Женевьева покончила с собой, не в силах пережить эту катастрофу.
– Что вы говорите? И он вам это все рассказал?! – воскликнула я, впервые отмечая в голосе шефа человеческие нотки.
– Да. – Его взгляд был обращен куда-то вдаль. – Каждый год Жан Жак проводит несколько месяцев подряд в частной клинике в Швейцарии.
– Какой ужас! – Я подавленно разглядывала кофейную гущу на дне чашки.
– Вы готовы? – Шеф очнулся первым и взглянул на часы.
– О да! – Я встала из-за стола.
– Тогда поехали! Нас ждут! Честно говоря,
Серебристые ели и кедры защищали особняк магната Леско от чужих глаз. Саут-Вест-Мэрин-драйв, самый фешенебельный район Ванкувера, словно парит над городом.
В ясные дни отсюда можно разглядеть границу с американским штатом Вашингтон. Этот район считается символом успеха и процветания. Другим символом являются плоты на реке Фрэйзер. Вот и сегодня пыхтящие буксиры с усилием тянули их к лесопилкам.
Машина подвезла нас по гравийной дорожке прямо к роскошной двери из красного дерева. Мы позвонили в старомодный звонок и стали ждать. Спустя три минуты дверь распахнулась, на пороге стоял величественный старик.
«Вы к кому? – Его цепкие черные глаза моментально – считали» информацию.
– Мы к господину Леско, нам назначено, – отчеканила я, ежась под острым взглядом дворецкого.
– Входите, я доложу, – веско сказал старик, оглядев нас подозрительным взглядом частного детектива, и мне почему-то захотелось развернуться и убежать из этого дома, в котором все вопило о благосостоянии хозяина.
– Вон, видишь, – шеф толкнул меня локтем в бок, – на стене висит грамота?
– Ну и что?
– Леско мне в прошлый раз рассказывал, что она подписана королевой Англии!
Я оглядела просторную гостиную, куда нас привел дворецкий. Чего еще можно было ожидать от дома, в котором висит грамота с подписью королевы?
Магнат неслышно вошел в гостиную, несколько секунд с удовольствием созерцал наши лица, а затем громко кашлянул. Шеф заулыбался, господин Леско протянул ему руку и заговорил неожиданно глухим, как из подземелья, голосом.
Обед был накрыт в огромной, сводчатой, как станция московского метро, столовой. Стол был уставлен изысканной фарфоровой посудой, вазочками с фиалками; стекло и серебро слепили глаза. За столом прислуживал официант с выправкой офицера. Блюда были настолько французскими, что невозможно было понять, что ты ешь – мясо или рыбу.
Шеф сразу же приступил к делу: деревообрабатывающие станки не давали ему покоя. Я стала переводить и растерялась: наш хозяин шепелявил, отчего многие слова звучали совсем по-другому, и мне приходилось переспрашивать. Шеф быстро жевал, жестикулировал и постоянно перебивал господина Леско. Тот улыбался, шевелил мохнатыми бровями, отпивал вино из пузатого венецианского бокала и слушал шефа. Видимо, в русском предпринимателе он узнавал себя, ведь бизнес – самая горячая и самая постоянная страсть.
Уже стемнело, когда мы покинули особняк господина Леско. Довольный сделкой, канадский магнат смеялся гулким смехом, похожим на лай собаки Баскервилей. Шеф улыбался и без конца пожимал руку магнату. Лесная промышленность России спасена, да и банковский счет шефа будет пополнен. Все довольны.
В машине по пути в гостиницу шеф продолжал улыбаться. Его идея обрела вполне реальную оболочку и больше не изматывала его мозг. Он рассеянно глядел по сторонам, невнимательно слушал мои замечания, а потом заметил: