Будущая Ева
Шрифт:
— Любимый, ты страдаешь, — сказала она еле слышно. — И всё из-за меня!
Услышав эти слона, живые и взволнованные, молодой человек был изумлен несказанно, был потрясен. Его охватил восторг! Он больше думать не думал о той, ужасной: одного-едииственного человеческого слова оказалось довольно, чтобы растрогать его душу и пробудить в ней неведомую надежду.
— Любовь моя! — пробормотал он, теряя голову.
И уста его коснулись целительных уст, наконец-то сказавших ему слова утешения. Он забыл о долгих иссушающих часах,
Несколько мгновений они безмолвно сидели обнявшись: грудь молодой женщины вздымалась, и Селиан прижал Алисию к сердцу.
Небо над ними очистилось от туч, в просветах между листьями загоралось все больше звезд, тьма становилась бездонной, величественной.
И душа юноши растворялась в забытьи, и он чувствовал, что возрождается для красоты мира.
В этот миг в его думы снова вкралась назойливая мысль о том, что Эдисон ждет его у себя в загробном подземелье, чтобы явить свое мрачное чудо — андреиду.
— О господи, — пробормотал он, — разума я лишился, что ли? Я размечтался, святотатец… об игрушке, которая вызвала бы у меня улыбку одним своим видом — могу поклясться! — о нелепой бесчувственной кукле! Тебе нет равных в юной твоей красоте, взглянешь на тебя — и забываются все эти бредни: электрическая сила, гидравлическое давление — и всякие там животворные валики! Ладно, я сейчас поблагодарю Эдисона, но даже и смотреть не буду! Как видно, мысли у меня помутились, если я поддался его уговорам! Он, конечно, великий изобретатель и добрый друг, но красноречие его опасно! О любимая!
Я узнаю тебя! Ты-то действительно существуешь! Ты из плоти и крови, как и я сам! Я слышу, как бьется твое сердце! Глаза твои способны плакать. Губы твои затрепетали, когда их коснулись мои губы! Ты женщина, и любовь может сделать тебя таким же совершенством, как твоя красота! О дорогая Алисия! Я люблю тебя! Я…
Он не договорил.
Устремив глаза, сияющие райским блаженством и влажные от слез, к глазам той, что трепетала у него в объятиях, он увидел, что она подняла голову и пристально смотрит на него. Поцелуй замер у него на устах, смутный запах амбры и роз заставил его вздрогнуть всем телом, но в тот миг он еще не осознал, что за воспоминание молнией вспыхнуло у него в мозгу, ослепив его своим пугающим блеском.
В тот же миг мисс Алисия Клери встала и, положив на плечи молодого человека свои руки, унизанные сверкающими перстнями, печально проговорила незабываемым и сверхъестественным голосом, который он уже не раз слышал:
— Любимый, ты не узнаешь меня? Я — Гадали.
V
Андросфинкс
Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, ТО КАМНИ возопиют.
Евангелие от Луки, 19:40
При этих словах молодой человек почувствовал себя так, словно его оскорбили адские силы. Окажись Эдисон поблизости, лорд Эвальд убил бы его, не колеблясь и хладнокровно. Взгляд его заволокла багровая пелена. Все двадцать семь лет его жизни промелькнули перед ним в одно мгновение. Он не сводил с андреиды глаз с расширенными от ужаса зрачками. Сердце, сжавшееся от невыносимой горечи, жгло ему грудь изнутри — так обжигает ладони осколок льда.
Он машинально поправил монокль и осмотрел ее всю, с ног до головы, слева, справа, спереди.
Он взял ее за руку: то была рука Алисии! Он склонил лицо к плечу ее, к трепещущей груди: то был аромат Алисии! Он заглянул ей в глаза… да, то были ее глаза… но во взгляде появилось нечто возвышенное! Наряд, осанка… движение, которым она поднесла платок к лилейным ланитам и вытерла две слезинки, — да, то была она… но как преобразилась! Наконец-то она стала достойна собственной красоты: тождественна собственному идеальному образу.
Не в силах овладеть собой, он закрыл глаза; потом пылавшей, как в жару, ладонью стер с висков капли холодного пота.
Внезапное чувство, его охватившее, было сродни тому, которое испытывает путник, поднимающийся в горы, когда, пропустив мимо ушей предупреждающий шепот проводника: «Не глядите налево», он поворачивает голову и видит у стопы своей отвесный обрыв и пропасть — одну из тех ошеломительно глубоких бездн, в которых всегда стоит туман и которые словно отвечают на взгляд человека взглядом, зовущим вниз.
Лорд Эвальд выпрямился; он был полон немой тревоги, бледен, к устам подступали проклятья. Потом снова сел, не проронив ни слова и не в силах решиться на что-либо.
Итак, у него похитили, выманили обманом первый трепет нежности, надежды и неизъяснимой любви: всем этим он был обязан неодушевленному механическому шедевру, одурачившему его своим пугающим сходством с той, кого он любил.
Сердце его было растерзано, унижено, испепелено.
Он окинул беглым взглядом небо и землю и засмеялся сухим оскорбительным смешком, словно возвращая в Безвестность незаслуженное оскорбление, нанесенное его душе. И это вернуло ему самообладание в полной мере.
И тогда он ощутил, что в глубине его сознания внезапно вспыхнула странная мысль — она была еще страннее, чем все, только что случившееся. Мысль эта была такова: ведь в конце концов женщина, которую изображает таинственная кукла, сидящая рядом с ним, ни разу не подарила ему возможность испытать то сладостное и возвышенное мгновение страсти, которое он только что пережил.
Если б не эта ошеломляющая механическая штука, вырабатывающая Идеальное, он, может статься, так и не познал бы подобной радости. Эти полные волнения слова Гадали реальная комедиантка произнесла, ничего не чувствуя и ничего не понимая: она полагала, что играет «персонаж» — и вот персонаж появился на невидимых подмостках и вжился в роль. И поддельная Алисия была естественнее, чем настоящая.
— Я ни в чем не уверен! — отвечал лорд Эвальд. — Кто ты?