Будущее есть. Горизонты мечты
Шрифт:
Мы растерянно замолчали. Я не знал, как все это оценивать. Что вообще значит такое предложение? Вроде логически все выглядит правильно. У него есть ценность, у меня тоже. Мы можем обменяться взаимовыгодно… тьфу. В чем дело? Может, потому что нас еще в садике и школе по-другому учили: если вещь тебе не нужна, а нужна другому — поделись. А научные приборы и вовсе лучше всего отдать в общую собственность.
Но мы уже давно не в детском садике…
— Может, вынести этот вопрос на видак? — предложил Вася, — Этот Томас… он ведь тоже будет присутствовать.
— Ну это уж совсем! — возмутилась Надя. — Мы же не в армии! И человек же не виноват! Что же его теперь, клевать всем коллективом? Или коллективно
— Фу-у, Надя!
— Да не нужен мне на фиг этот сканер! — сказал я в сердцах. — Обойдусь вообще! И давайте это все забудем.
— Подожди, — прервала меня Катерина, — я предлагаю поговорить с Алексеичем.
Алексеич был дома и вызовы принимал.
Михаил Алексеевич Рощин, главный мастер-организатор нашей фабрики (раньше таких мастеров еще называли английским словечком «менеджер») — личность примечательная. Он родился аж в 1973 году. Учился в техникуме еще при Первом Союзе, пережил перестройку, во времена РФ успел создать фирму, закончить какой-то вуз, посидеть в тюрьме, создать сначала легальную, а потом подпольную организацию коммунистов, потом воевал в Третью Мировую на Ближнем Востоке, работал в ядерном очаге на севере Италии, потом руководил строительством социалистических предприятий в Таджикистане, а затем прочно осел на родине, в Новосибирске. Уже пять лет, как он у нас главный организатор, и справляется с работой очень неплохо. Конечно, он мог бы не работать или хоть уйти на нехлопотную должность. Но Алексеич чувствует себя прекрасно и вовсе не рвется на покой.
Он возник в центре экрана — крепкий и кряжистый, с небольшой седой бородкой, в узорчатом свитере.
— Салют, товарищи, — сказал он торжественно, — в чем дело? Почему нельзя было видеоконференции дождаться?
Я вкратце повторил свой рассказ. Алексеич задумался. Беспокойная Надька хотела уже прервать молчание, но Алексеич, словно почуяв это, сделал отрицательный жест.
— Сейчас. Я размышлял. Да, я знаком с этим явлением, ребята. Деньги, торговля… Это явление было даже еще при Первом Союзе, но тогда это было неизбежно. А в ФТА сейчас даже хуже, чем у нас при рыночном фашизме. Была раньше даже такая поговорка: одни любят воевать, а другие торговать; дескать, вторые лучше. А на самом деле это две стороны одной медали: торговля рано или поздно приводит к войне. А как это влияет на отношения людей между собой! В ФТА человек человеку — волк, каждый чувствует себя одиноким и сражается за собственное существование, как в тылу врага.
— А у нас человек человеку — друг, товарищ и брат, — ввернул Василий. Алексеич продолжал.
— А теперь представляете, такой вот одинокий волк — и у него есть ресурс. Не просто доставшийся, а выгрызенный у этой жизни. Материальный ресурс. Ему и в голову не придет отдать его просто так. Как можно! Он сам никогда ничего даром не получал — и не отдаст ничего. А вот на эквивалент, не менее ценный — обменяет. Такова логика Томаса.
— То есть получается, это у него просто от страха? — уточнила Юля, самая наша молодая работница, ей всего двадцать два.
— Да. Подумайте, вы-то росли без всякого страха вообще. Перед вами все пути открыты. Вы можете учиться по любой специальности, выбирать любую работу, лишь с некоторыми ограничениями — по способностям, по возможностям общества. Можете сделать перерыв, чтобы на год отправиться путешествовать, чтобы отслужить в армии, чтобы родить и вырастить ребенка, и никто вас за это не уволит. У вас есть свободный доступ к любой информации, к любому образованию… Вы даже не представляете, как жить, когда всего этого у человека нет, и за все это надо бороться, все надо покупать. Знаете что? Я предлагаю не форсировать события. Пусть Томас поживет у нас, поучаствует в самоуправлении, поработает. Найдет друзей. Но вот покупать я бы не стал, и это заставило бы его впервые задуматься. Знаешь, Валера, может, и правда, обама с ним, с этим сканером?
Мы разошлись по своим делам — я лично проанализировал результаты новой серии и составил план на завтра. Потом кинул Томасу личное сообщение, в котором без всяких объяснений отказался покупать сканер.
Пришла Улька, я чмокнул ее в щечку, и она уселась рядышком. Рассказала об их игре. Она уже знает про этот исторический период больше, чем я — очень хорошая форма обучения, такие игровые проекты. В мое время их еще не было.
Тут начался видак — то есть видеоконференция по итогам трудовой недели. Подключились все двести тридцать работников нашего «колхоза».
Модератором по жребию назначили Алину Курочкину из грибного цеха. Алина огласила список вопросов, и пошло-поехало. Сначала кратко о международной обстановке, о проблеме мусорного острова в Атлантике, о столкновениях на границе с Пакистаном и о вопросе воссоединения Германии — южные земли вроде теперь могут присоединиться к остальным и войти в СССР. Мы решили от фабрики послать привет трудящимся Южной Германии и выразить готовность им помочь в борьбе. Таких изъявлений в Сети, конечно, полно — но каждый голос здесь важен. Затем о событиях в стране — усовершенствование системы распределения, обратной связи потребитель-производитель, о школьных проектах, о новом центре долголетия. Все это не заняло много времени. Наконец перешли к нашей фабрике. За неделю мы выполнили план по всем поставкам, а моркови произвели больше, чем нужно — на следующую неделю план по моркови снижается. Поговорили о том, как продвигаются дела по пищевому цеху. Несколько человек рассказали о своих научных исследованиях. Я промолчал — у меня пока конкретно говорить не о чем. Рассмотрели четыре рацпредложения и два из них тут же поручили внедрять исполнителям.
Улька сидела рядом со мной с важным видом — как же, она «участвует» в настоящем взрослом, не каком-нибудь там школьном видаке!
Я нашел взглядом Томаса. Его изображение было в пятом ряду сверху. Я укрупнил его лицо — оно казалось растерянным.
Под конец взял слово Алексеич.
— Товарищи колхозники! Тут дело такое… я принял решение покинуть пост организатора на нашей фабрике.
«У-у-у» — сказал я в точности, как Улька. Дочь быстро взглянула на меня. Разочарование и горечь, казалось, разливались по экрану. Алексеича у нас все любили. Хотя понять можно… ведь человеку скоро девяносто! Алексеич продолжал.
— Я делаю это в связи с тем, что перехожу на другую работу. Меня приняли на открывшуюся вакансию помощника организатора в первом марсианском городе Аэлита!
На сей раз экран словно бы дружно охнул. Алексеич широко улыбнулся.
— Что, удивил? Конечно, необычно для такого старого хрыча. Но знаете… — он понизил голос, — я ведь в жизни чего только не видел. Еще в первом Союзе вырос… И вы знаете, с детства, с самого раннего детства я так мечтал увидеть звезды! Побывать в Космосе. Буш побери, я шагну на чужую планету! А отправляюсь через два месяца, как раз следующий караван кораблей прибудет…
Когда Улька ложилась спать, я, как обычно, присел рядом с ней, потрепал по спутанным лунным волосам.
— Пап, — сказала она сонно, — а я знаешь, кем буду, когда вырасту?
— Кем?
— Когда я вырасту, то поеду в ФТА. Я буду агентом и подпольщицей и устрою там революцию!
— Ты устроишь, — согласился я, — в этом у меня нет ни малейшего сомнения.
Марс светил прямо в окно отраженным красноватым светом.
Через два месяца вернется Ирка.
Арнсберг, 2012