Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение

Роджерс Джим

Несколько раз я встречался с директором Refco, англичанином Филипом Беннеттом. Он учился в Кембридже, я в Оксфорде, так что мы порой об этом болтали. Я считал, что он пользуется уважением в своей отрасли, ведь он управлял одной из крупнейших брокерских контор, насчитывавшей около двухсот тысяч клиентов по всему миру, а один из его сотрудников, Мерфи, был председателем Ассоциации фьючерсной торговли, а это знак высочайшей репутации. Поэтому я выбрал Меркореллу. Он должен был перейти в Beeland на основную работу и повысить уровень инвестиций в фонд.

Для проведения сделок Том Прайс пользовался услугами респектабельного, немного старомодного брокерского агентства Man Group. После прихода Меркореллы речь зашла о переводе счетов нашего фонда из Man Group в Refco – это, по его мнению, сулило значительные выгоды.

В то время многие фонды испытывали острый недостаток в свободных денежных средствах. Акции

можно было выводить только раз в месяц. Refco же обещала решить эту проблему. Кроме того, некоторые компании, например Fidelity, не давали покупателям возможности приобретать паи фондов и держать их на депозите, поскольку Uhlmann Price Securities просто была им не очень хорошо известна; в то время это имя еще не было так популярно в отрасли, как сейчас. С переходом в Refco ситуация изменилась бы. Можно было решить и другую проблему. Я считал, что наши фонды не должны использовать заемные средства: в случае привлечения заемных средств им пришлось бы выполнять маржинальные требования [31] , что могло привести к катастрофе. Клиент вкладывает полную сумму, и брокер после выполнения маржевых требований инвестирует остаток в векселя Казначейства, выплачивая клиенту прибыль. В сырьевой отрасли это встречается часто и легко осуществимо. Однако сделки с Казначейством проводились неэффективно, и доходы фондов были непостоянными. Refco могла лучше управляться с казначейскими векселями и проводить сделки с более низкими комиссионными.

31

Минимальные или начальные требования внесения гарантийных депозитов по срочным контрактам на биржах или по счетам клиентов у фондовых брокеров. Прим. ред.

После перевода фондов в Refco действительно произошли некоторые улучшения, и однажды в августе Мерфи подошел ко мне и признался: «Слушай, мы на самом деле хотели бы купить твою компанию». (Это во многом объяснило тот его телефонный звонок, когда он уже после нашей встречи порекомендовал Меркореллу, отклонив изначально согласованного кандидата.) Акционеры-миноритарии Beeland Management уже заключили выгодные соглашения о продаже своих долей. Я тоже начал переговоры с Refco о продаже своего пакета, но сделка сорвалась: Diapason Commodities Management – швейцарская компания, вместе с которой я основал такой же фонд в Европе, – от продажи отказалась, а Refco не видела смысла в существовании двух одинаковых фондов.

И мы вернулись к изначальному плану. Перевод фондов из Man в Refco, направленный на обеспечение текущей ликвидности, расширение спектра услуг и улучшение репутации, продолжился. Управление фондами должно было стать более эффективным, более прибыльным и привлекательным для инвесторов.

В пятницу 7 октября 2005 года 362 миллиона долларов были выведены с отдельных счетов в Man с четкими письменными инструкциями о том, что их следует разместить на таких же счетах в Refco. Отдельный счет – это именно то, о чем вы подумали. Операция проводится от имени клиента, и никто, кроме него, не может воспользоваться этими деньгами, как если бы вы поместили их в депозитный сейф банка. Если банк разоряется, это вас не касается: деньги ваши, их можно забрать. Вместо этого Refco разместила средства на депозите фондов в Refco Capital Markets, где финансы были не защищены и руководство имело возможность пользоваться активами клиентов для собственных целей – практически беспрецедентное во фьючерсной отрасли преступление, так как на клиентские отдельные счета много десятилетий никто не покушался.

Вскоре стало ясно, что Refco постоянно пользовалась деньгами покупателей, нелегально прокручивала их, даже крала с отдельных счетов. Много лет компании удавалось обманывать людей: во время контактов с ними она собиралась размещать IPO, при этом ее инвестиционными банками были Goldman Sachs, Bank of America, Credit Suisse и First Boston – все они провели тщательную комплексную юридическую экспертизу. Если бы мы подождали еще хоть один рабочий день, пострадал бы кто-то другой. Но нам не повезло. В понедельник 10 октября распространилась новость о том, что Беннетт занимался крупными махинациями, и Refco обанкротилась. Беннетт был арестован через пять дней, а 17 октября, когда начался четвертый в американской истории по величине процесс о банкротстве (о чем был предоставлен соответствующий документ), незащищенные ныне 362 миллиона долларов были заморожены как часть активов Refco.

Юристы замерли в предвкушении – и понеслись иски. Иски были поданы на всех, включая Beeland Management и меня лично. Мое дело рассматривалось в нескольких судах, несмотря на то что в документах

компании было четко зафиксировано, что я не имел отношения к ее управлению. Никто не понимал, почему мы оказались обвиняемыми, тогда как на самом деле мы сами были жертвами махинаций Refco. Это выглядело как банальное вымогательство со стороны адвокатов, которые несколько раз предлагали уладить дело. Мы отказывались пойти на мировое соглашение, будучи уверенными в своей правоте. К счастью, суды и судьи согласились с нами, и до суда дело так и не дошло. Все иски были отклонены, истцы исчезали один за другим, за исключением одного инвестора, Клэнси Ридли, который, как и его адвокат Стив Клэй, был моим одноклассником в Йеле. Они держались до самого конца и сдались, только когда судья отклонил все их жалобы.

Имя Beeland и мое собственное было обелено, и акционеры заслуженно получили обратно свои деньги, даже с небольшой прибылью. (Обычно при банкротствах удается вернуть лишь часть капитала.) Но цена победы была слишком высока. Несколько лет все мое время было поглощено этим процессом. Я понял, что даже невинного свидетеля могут затаскать по судам, притом адвокаты сделают все, чтобы создать впечатление, будто я на самом деле вошел в Refco с пистолетом в руке и забрал все деньги. Это могло продолжаться до бесконечности, но в итоге обвинители оставили свои попытки, как я понимаю, даже не выиграть процесс (надеяться на это не было оснований), а просто так надоесть мне, что я решил бы от них откупиться. Вся эта история серьезно подорвала мои силы. К концу я уже смертельно устал… Глядя сейчас на фотографии тех лет, я вижу, что старел прямо на глазах. Я часто слышал о том, что кто-то «постарел» после определенного события, но всегда думал, что это фигура речи. Теперь стало понятно, что нет.

Поскольку все время и энергию пришлось отдавать этой борьбе, нам было не до второго ребенка. Я был очень подавлен. Еще бы! Ведь я разработал индекс, удачно им управлял, один из фондов быстро развивался, я создал хорошие условия инвесторам. Все шло прекрасно, и тут внезапно эти же самые ребята, вроде бы прошедшие тщательную проверку, оказались самыми настоящими мошенниками – и сразу стало ясно, что в суд подадут на меня.

Не уверен, что Пейдж до конца понимала, насколько я был расстроен. Я поседел. Процесс полностью отбирал мои силы и время. Каждое утро я включал компьютер и видел сообщение от юриста («О господи, опять!»), понимая, что даже в случае успеха мне придется прочесть очередную кипу документов и по меньшей мере на них ответить. Каждая победа радовала все меньше. Промежуточные успехи в отдельных боях, казалось, не могут положить конец всей кампании. Шла постоянная травля, и я старался скрыть свою подавленность от Пейдж. Я оберегал ее как только мог. Я вступил в тот возраст, когда не очень хочется говорить о подобных проблемах. У меня была двухлетняя дочь. Нужно было удержать завоеванное.

ИСКОВОЕ ПРОИЗВОДСТВО – одна из самых процветающих отраслей в Америке. В США юристов больше, чем во всех остальных странах, вместе взятых. Стремительный рост исковых заявлений – причина значительной части деловых расходов в этой стране. Поразительная стоимость защиты от судебных исков, постоянные перепроверки в области бизнеса, образования, здравоохранения – все это приводит к снижению конкурентоспособности страны в международных масштабах.

Сейчас мы тратим на здравоохранение более 17 % ВВП, в два раза больше, чем в среднем по миру, и на несколько процентов больше, чем занимающая по этому показателю второе место Германия. И при этом мы не можем похвастаться особыми достижениями. Нельзя провести блестящую операцию на печени, если половина предпринимаемых действий связана с тем, чтобы защититься от возможных исков. И уж точно нельзя провести дешевую операцию на печени, учитывая, что требуются огромные расходы, проведение ненужных процедур и тестов пациентов – и все для того, чтобы удовлетворить нынешние абсурдные требования.

Нельзя производить конкурентоспособные машины, если компания вынуждена делать огромные выплаты по медицинской страховке, которые становятся все больше из-за увеличения медицинских расходов. Эти выплаты, в свою очередь, осуществляются по искам. Предприниматели в Германии и Японии с такими расходами не сталкиваются. Это значит, что немецкие машины и японские тракторы имеют конкурентные преимущества перед американскими. Добавьте к расходам любой американской компании на здравоохранение еще и расходы на страхование ответственности – стоимость защиты себя от любых исков, включая самые нелепые. А теперь вычтите эту сумму из той, которую автопроизводитель мог бы вместо этого потратить на улучшение самих автомобилей. General Motors расходует на удовлетворение финансовых аппетитов американских юристов столько, сколько BMW и Honda тратят на создание самих автомобилей.