Будущее непределенное
Шрифт:
— Эти зулусы, полагаю, нагианцы? — спросила она.
— Верно. Его старые товарищи по Лемодийской кампании.
— А как генерал Экзетер?
— Как и можно было ожидать, в полном порядке. — Он уже начал врать.
Урсула вопросительно посмотрела на него. Глаза ее были карими, с маленькими золотыми прожилками.
— Ты нашел аргумент, способный заставить его прекратить это безумие?
Хотелось бы ему найти аргумент, способный остановить ее…
— Не совсем. Я… У нас не было возможности поговорить как следует.
Она промолчала. Поля шляпы скрывали ее лицо.
— Помнишь тот вечер у Пинкни? — спросил он. — Я предположил еще, что Экзетер, возможно, видит что-то, что остальные из нас не заметили?
— Говори. — В ее голосе послышалась ирония.
— Ну, у него имеется занятная теория насчет того, что «Филобийский Завет» сам по себе может служить накопителем маны. Нам известно, что имел место несчастный случай; мы знаем, что Гарвард чуть не умер от этого. Мана, несомненно, ушла на предвидение. Экзетер считает, что каждый раз, когда оно подтверждается, количество маны растет.
— Ты в это веришь?
— Я не знаю. Мне кажется, нам нужно вернуться к Профу Роулинсону и посоветоваться, прежде чем предпринимать какие-то действия. Не забывай, — поспешно продолжал он, не дождавшись одобрительных возгласов, — меня послали сюда на разведку. Мы разведчики, а не боевая группа. — Он-то разведчик, конечно. Урсула же могла думать о себе иначе.
— Вздор! Этого достаточно, чтобы Проф рехнулся. Ты что, серьезно веришь в то, что пророчество может каким-то образом жить собственной жизнью, набираясь сил от своих удач? Ты относишься к идее как к чему-то антропоморфному!
— Не я первый, старушка. Вера — это тоже идея, и не одна вера стала антро-как-ты-там-сказала. Религии и национальные государства — это тоже идеи. — Тут Джулиан подумал еще об одном. Если он и не убеждал еще Урсулу, он по крайней мере начинал верить сам. — Подумай, что было бы, если бы Зэц никогда не пытался разрушить «Завет», — ведь тогда не случилось бы куча всего, верно? Но Зэц вмешался, и все это произошло, и все говорят: «Ух ты! Снова сбывается этот „Филобийский Завет“, здорово, правда?» Люди говорят об этом, и его цена повышается. Слава — это источник маны, этого-то ты не будешь отрицать?
— Нет уж, возьмем другой пример! Трафальгарская площадь знаменита? Знаменита! У нее что, тоже есть мана?
— Как знать? — не сдавался Джулиан. — Взять меня: я, например, всегда с гордостью смотрю на старика Горацио на верхушке его дурацкой дымовой трубы note 3 . По крайней мере виртуальность там есть. Может, виртуальность для какого-то места — это то же, что мана для человека? Может, места набираются виртуальности от поклонения так же, как люди набирают ману? — Черт подери, а ведь заманчиво! Когда он вернется в Олимп, он не просто спросит об этом у Профа, он обдумает все это письменно и вынесет на всеобщее обсуждение. Впрочем, сейчас для него важнее всего Урсула. И потом, мана не подчиняется законам логики. И харизма тоже. И узлы, и порталы.
Note3
имеется в виду памятник адмиралу Нельсону
И капитан Смедли.
Они уже одолели половину пути. Сотня почти дошла до храма; следом за ней тянулся хвост паломников. От храма остались одни развалины, упавшие колонны сиротливо желтели на белом песке. Джулиану пришло на ум сравнение с желтком на яичнице-глазунье, и он сообразил, что проголодался.
Нагианцы не подпустят к Освободителю никого до тех пор, пока тот не завершит обещанную проповедь. Джулиан сомневался, что они смогут удержать Урсулу, если она захочет вломиться.
— Что еще ты узнал? — спросила она, так и не глядя на него.
— Немного. Ну… у него есть союзники. Астина и Ирепит помогали ему. Он только что имел аудиенцию у Висека.
Теперь она наконец повернула голову — ее глаза сердито блестели.
— Об этом знают? — Она сразу же уловила суть угрозы.
— Не все и не все, — признал он.
— И как он объясняет людям сотрудничество с демонами?
— Гм, тебе лучше спросить это у него самого. Послушай, милая, пообещай, что не сделаешь ничего такого, так как…
— Не буду я ничего обещать!
— Черт возьми, Урсула, ведь это же опасно!
— Что опасно?
— Становиться на пути у пророчества! Зэц уже много лет пытается сделать это. И все, чего он пока добился, — это укокошил уйму невинных людей: родителей Экзетера, Джулиуса Крейтона, бедного старину Волынку… Ты тоже обожжешь пальцы, если полезешь в это дело. И я прошу тебя… Ох, проклятие!
К черту Урсулу. С противоположного берега спускалась на песок длинная вереница улан верхом на моа, направлявшаяся к Освободителю и его Сотне. Их было не меньше ста.
32
Давным-давно, еще в шестнадцатом, приехав с фронта в отпуск в Лондон, Джулиан решил пойти в кинотеатр. То, что происходило перед его глазами сейчас, очень напоминало фильм. Там действие разворачивалось на холсте экрана, здесь — на залитом солнцем песке, но и там, и здесь он видел одинаковые черно-белые фигуры — дергающиеся, бесшумные, немного размытые и какие-то нереальные. Для полноты сходства недоставало только раздолбанного пианино.
В высоту моа достигали десяти или даже двенадцати футов. Они были не только больше страусов, но и намного быстрее их, так что по сравнению с моа земная лошадь казалась бы страдающим артритом шетландским пони. Улан, сидевший верхом на моа, находился вне досягаемости для пешего солдата, а его пятнадцатифутовая пика венчалась трехгранным, острым как бритва стальным наконечником. В полной амуниции он развивал скорость до пятидесяти миль в час, что превращало его в почти недосягаемую мишень.
Кавалеристы устремились в атаку. Развернувшись по трое в ряд, с развевающимися флажками на пиках, они как курьерский поезд пронеслись через пересохшее русло. Клубы пыли из-под копыт усугубляли сходство. Три цепочки всадников разделились — словно выпущенные когти, — неся смерть всему, что оказывалось у них на пути.
Джулиан словно врос в землю. Сотня спешила к храму — легче обороняться, имея за спиной каменную стену. Глупцы! Это же помешает им как следует развернуться! В развалинах всадники потеряют преимущество в скорости, но сохранят — в росте, к тому же в маневренности моа не уступают человеку, так что лабиринт проходов для них не препятствие. Шансы оставались пять или шесть к одному. Два отряда улан уже окружали храм; еще один направился прямо к длинной веренице паломников. Те рванули в сторону Шуджуби. То, что только что было процессией, превратилось в хаос.