Будущее непределенное
Шрифт:
Все, кроме одного. Увидев мерцающий в стороне огонек, Джулиан обнаружил еще один дворик, поменьше, а в нем одинокого человека, ничком лежавшего у маленького костра. Он был жив и в сознании, ибо одна нога его то и дело ковыряла пальцем песок, но головы и плеч за валуном видно не было. Заинтригованный, Джулиан бесшумно подошел поближе. То, что он принял за валун, оказалось на поверку мешком Домми — он понял это в ту же секунду, как только увидел знакомую рыжую шевелюру. Домми торопливо писал что-то, положив бумагу и доску для письма так близко к огню, что те не загорелись еще только чудом.
— Привет.
Его слуга вскрикнул от удивления, потом узнал Джулиана и блеснул зубами в приветственной улыбке.
— Тайка Каптаан! — Он повернулся и сел, скрестив ноги, прижимая к груди свои записи. — Я ужасно рад, что вы и Энтайка Ньютон не пострадали во время этого ужасного несчастья.
— А я рад за тебя. — Джулиану хотелось знать, что такого важного записывает Домми при свете костра, если это не может подождать до утра. — Думаю, утром мы отправимся обратно в Олимп.
Лицо Домми не изменилось, и одно это уже было ответом.
— Мы сделали то, зачем прибыли сюда, — добавил Джулиан.
— Да, Тайка.
Ох, черт!
— Насколько я понимаю, ты хочешь остаться?
Домми прикусил губу и кивнул.
Джулиан подошел ближе и сел, облокотившись на колени.
— Объясни мне. Вряд ли ты считаешь, что Тайке Экзетеру нужен слуга — все равно у него нет ничего, кроме его хламиды. Твоя жена вот-вот родит. Скажи мне, зачем тебе оставаться здесь?
— Это трудно описать словами. Тайка.
На этом разговор временно увял. Джулиан, как и любой другой пришелец, обладал иммунитетом к экзетеровой харизме — он ощущал ее, но понимал ее происхождение и мот противиться ее действию, чего не скажешь о туземцах. Объяснение того, как действует харизма или мана, того, что случилось сегодня в храме, не излечило бы Домми от действия чар — как ребенку никогда не объяснишь, что на деле кролик взялся вовсе не из рукава фокусника. Или Джулиану просто не хотелось терять чертовски хорошего слугу? Нет, он и правда искренне переживал за Домми и Айету. Дело Освободителя было обречено на провал с самого начала, а теперь на его черное сердце легло еще и проклятие чудовищного преступления.
— Но ты ведь понимаешь, что опасность еще не миновала?
Домми улыбнулся:
— Ну, солдат-то теперь можно не опасаться. Тайка! Дважды королева Эльванайф посылала своих воинов против Освободителя, и дважды терпели они неудачу. Какая армия дерзнет выступить теперь против него?
— Пожалуй, в этом ты прав. — Рассказы об отважных кавалеристах, рыдающих от раскаяния и копающих могилы для своих жертв, наверняка разбегутся по всем вейлам. Короли и местные правители могут, конечно, продолжать посылать убийц, но войска против крестового похода Экзетера уже не пошлют. — Что, пишешь письмо Айете?
Домми крепче прижал бумажки к груди.
— Так, Тайка, записываю кое-что.
— Извини. Не мое дело. Не буду тогда мешать тебе. Можем переговорить утром, когда мы с Энтайкой Ньютон решим, что делать дальше. — Джулиан начал подниматься.
Домми поднял на него глаза.
— Я записываю слова Освободителя, Тайка. Пока они свежи еще в памяти.
Джулиан снова сел. Евангелие от Св.Домми? С его-то грамматикой? Впрочем, Джулиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять: Домми пишет не по-английски. Он использовал алфавит Вейлов, очень похожий на древнегреческий.
— На каком языке?
Вопрос вызвал у Домми удивление.
— На рэндорианском. Тайка. На том, на котором он говорил. Он открыл много нового о Неделимом, чего не говорилось в Истинном Учении.
Еще бы! Экзетер наверняка напридумывал много всякого и говорил он, обращаясь телепатически, а не по-рэндориански. Помимо всего прочего, он камня на камне не оставил от учения Службы касательно загробной жизни и сущности Пентатеона. Реформация Неделимого теперь расколота на две враждующие секты.
Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть героем для своего слуги — за исключением, возможно, Эдварда Экзетера. Морковки знали, что апостолы всего лишь люди, религия — религией, а жизнь — жизнью. Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:
— Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?
Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.
— Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера моя была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока слова Освободителя не проникли в мое сердце.
Чего и следовало ожидать. Ох, за многое еще предстоит ответить Экзетеру!
— Отлично, — протянул Джулиан и наконец-то встал. — Мне все ясно, и если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время, это меня не касается. Ты был образцовым слугой, Домми. И незаменимым. Мне будет очень не хватать и тебя и твоей опеки, но я буду держать твое место свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь. И если ты хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я прослежу за тем, чтобы она его получила.
— Вы очень добры, Тайка! — Домми застенчиво положил свою писанину на песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
— Тайка?
— Что?
— В какого бога верите вы?
Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во всяком случае, не в Эдварда Экзетера!
— Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. — Он поспешил спастись бегством.
Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала его за руку и притянула к себе.
— Вот ты где! Ты голоден?
— Нет.
Она отодвинулась назад, чтобы заглянуть ему в лицо, и задумчиво протянула: «М-м!»
— Его уже не остановишь, — буркнул он. — Если бы мы только попали сюда на день раньше… но не теперь?
— Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
— А я не хочу!
— Ну, ну! — Она успокаивала его, как нянька успокаивает капризного ребенка. — Каждый человек имеет право на встречу со своими обвинителями. Ступай и скажи ему все, что ты о нем думаешь. — Она подтолкнула его вперед.