Будущее в подарок

Харичев Игорь Александрович

Питера смешил юношеский максимализм внука, но он отвечал вполне серьезно:

– Я бы не стал так безапелляционно говорить о тупике. Проблемы налицо. Но разве было когда-нибудь время, когда человечество развивалось без проблем? Любой кризис – толчок к преобразованиям.

Владимир энергично покачал головой.

– Такого кризиса, как сейчас, никогда не было. И то, что все страны перемешали, создает дополнительные трудности. У России всегда был свой путь. Особый путь. А сейчас только на нашей территории мы можем отстоять этот путь. Вот почему существование такой территории здесь, в России, столь ценно.

Питер не смог сдержать

мимолетной улыбки.

– Ты затронул очень сложный вопрос. Вокруг него идет давний и весьма запутанный спор. – Он смотрел на внука устало, задумчиво. – Особый путь… А была ли Россия Европой? Хоть когда-нибудь? На мой взгляд, несмотря на старания Петра Великого, который повернул Россию лицом к Европе, но при этом усилил крепостничество, она осталась прежде всего азиатской страной. Татаро-монгольское иго и кровавые старания Ивана Грозного давали о себе знать многие столетия. Главная беда в том, что народ пребывал в рабстве. Даже просвещенная Екатерина Вторая не изменила этого. И главный наш европеец Пушкин не смог подвинуть Российскую империю к Европе – подавляющая часть страны была безграмотна и его произведений не читала. Александр Второй отменил крепостное право, но не рабство. Ибо лакейство и после тысяча восемьсот шестьдесят первого года осталось неотъемлемой чертой значительной части русского народа. Оно пребывало в головах, в обычаях. Личное право никогда не было развито на Руси – об этом еще Герцен писал. Так что тиранию большевиков следует признать закономерной. Народ принял их, а вслед затем – Сталина, как нечто привычное, нужное. И потом тяготел к авторитарным лидерам, преклонялся перед ничтожными правителями, непомерно возвеличивая их. Так что я бы не уповал на особый путь.

Его слова озадачили внука. Но отмалчиваться тот не собирался.

– Я не умею так складно сыпать именами и событиями, – недовольство сквозило в голосе Владимира.

– Только суть я понимаю четко. Западная цивилизация привела человечество в тупик.

Питер усмехнулся, чуть-чуть.

– Я вижу проблему в диктатуре большинства. Дело в том, что большинство не всегда право. – Тут он покосился на Линду. – Ему неохота думать о будущем Земли, человечества. Оно хочет только потреблять, только развлекаться в свободное время. Диктатуру большинства надо бы сменить диктатурой интеллекта. Но глобализация была неизбежна. Пойми: территориальная зависимость человека давно уже стала несущественной. Что главное? Культура. Самый ценный ресурс и вчера, и сегодня – энергия культуры. Ибо только она объединяет людей. И основой стала культура западноевропейская. Но важнейшая часть культуры – язык. Что из этого следует? А вот что: пока где-то говорят по-русски, русская культура жива. К счастью, русский язык жив не только здесь, но и во многих частях Европы.

Владимира подобные утверждения, похоже, устроили. А может, у него не хватило новых доводов. Как бы там ни было, но спор иссяк.

Питеру и Линде отвели ту комнату, где он уже ночевал.

– Ты на меня не сердишься? – спросил Питер, когда они легли.

– За что?

– За мои слова о том, что большинство не всегда право.

Помолчав, она сказала примирительно:

– Тебя не переубедить.

– Но ведь и тебя не переубедить, – с хитрой физиономией заметил Питер. – Помнишь, ты рассказывала мне, что концепция разумной достаточности сменила концепцию потребительства?

– И что из этого?

– А то. Еще пятьдесят лет назад подавляющее

большинство американцев проповедовало потребительство. Безудержное, безоглядное потребительство: жить только для того, чтобы потреблять. А потом стало ясно, что это неверный подход. Что надо беречь ресурсы. Менять надо только то, что удалось сделать более экономным, энергосберегающим. А остальное сохранять. Вот видишь?! Но из этого следует, что тогда, в начале века, подавляющее большинство американцев, как, впрочем, и европейцев, было неправо. Где гарантия, что большинство во всём право сейчас?

Ее взгляд стал озорным.

– Никакой гарантии. А где гарантия, что правы те, кто, в отличие от большинства, будто бы знают истину?

Спорить с ней было бесполезно. Тем более, что последний довод имел основание. Питер предпочел потратить силы на другое: обнял ее, закрыл ей рот страстным поцелуем. Его старания не были отвергнуты.

На следующий день они с Линдой отправились в Париж. Сначала добрались до границы своей территории, потом – до вокзала, там сели на скоростной поезд и через пять часов оказались в городе, который познакомил их.

Фацио ждал их. О встрече договорилась Линда. Хозяин кабинета усадил их по другую сторону стола.

– У вас какие-то просьбы? – Он смотрел в высшей степени приветливо.

– Да, – сдержанно ответил Питер. – Нам нужны два временных чипа для моей дочери и младшего внука. Со сроком действия не менее месяца. Вы обещали.

– Мой друг, я помню о своих обещаниях… – Быстрым движением он достал из стола два тонких серебристых браслета, положил их перед Питером. – Они надеваются на запястье. И полностью заменяют вживленные. На время действия. Эти – на два месяца.

Питер взял один из браслетов, рассмотрел поближе – тот был очень легким. Глянул на Фацио.

– Какой из них для моей дочери, а какой – для внука?

Вопрос не застал Фацио врасплох.

– Для дочери тот, на котором вот здесь, внутри, – он ткнул пальцем в определенное место лежащего браслета, – стоит номер ноль тридцать два. Запоминать его нет необходимости. Достаточно помнить, что он меньше, чем на другом браслете.

Кивнув, Питер проговорил:

– Спасибо.

– Рад был помочь. – Фацио помолчал. – Мне хотелось бы узнать, какие планы у вас? Я имею в виду тот период, который начнется после поездки в Лондон.

Питер сдержанно усмехнулся.

– Мы с Линдой хотим связать узами брака наши отношения.

– Поздравляю. Искренне рад за вас обоих.

– Кроме того, мы приняли решение уйти в отставку – я и Линда. Нам хочется быть как можно больше вместе.

Взгляд Фацио стал взволнованным.

– В отставку?!.. Я не ожидал, что все так закончится. Никак не ожидал… Честно говоря, мне обиднее всего терять вас, Линда. Мне всегда очень нравилось с вами работать… – Он о чем-то размышлял, что-то его занимало. Вдруг пытливо глянул на Питера, потом на Линду. – Вы решили жить в этой зоне?

– Да, мы хотим жить там, – подтвердил Питер.

Фацио развел руками.

– Ну что ж… Там тоже должны быть нормальные, вменяемые люди.

– Там и без нас таких хватает, – мягко заметил Питер.

Лицо Фацио выразило сомнение, а потом вдруг оживилось: он явно что-то задумал.

– Слушайте, зачем вам уходить в отставку? Живите в своей зоне и продолжайте работать у меня.

– Чем мы будем заниматься?

– Тем, чем хотите.

– Но в каком качестве мы останемся у вас?