Буффало Билл и его приключения на Западе
Шрифт:
Старик не отозвался. Он немного поел, затем поднялся и, прихрамывая, ушёл прочь.
– Взбесился, что я не дала ему виски, – проворчала Китти, подняв полупустое блюдо. – Но он, кажется, наелся – идёт в два раза быстрее, чем раньше. Может, он знает, где здесь виски, и поэтому торопится? Если так, то зря я дала ему наши деньги. Стыд и позор пить то, что превращает человека в зверя и в дьявола. Но вот идёт наш молодой хозяин со своим ангелочком. Уж конечно, она дочка богатого человека, но говорит со мной так нежно, как будто я родилась дамой, а не в хижине у болота.
«Кое-кто заставит вас поплакать»
– Сколько мы ещё будем тут болтаться, приятель? – спросил Дикий Билл у нашего героя через три-четыре дня после разгрома отряда Маккэндлеса.
Они оба стояли на веранде дома, который генерал избрал своей штаб-квартирой.
– Не знаю. Генерал звал меня, чтобы я рассказал ему о местности, куда он скоро направится. Старик Прайс идёт к границе. Генерал собирается послать туда войска. Когда он будет готов, у нас будет много работы. Скауты пойдут в авангарде, и я понадоблюсь.
– Отлично, приятель. Но я хочу знать, что мы будем делать до тех пор? Я здесь заржавею. Я хожу к твоей матери, чтобы встретиться с девушками. Но я не могу выдавить ни слова, только сижу и смотрю, как их милые пальцы управляются со спицами. У Фрэнка Старка язык подвешен, он наслаждается, чего и заслуживает. А я чувствую себя безмозглым дураком.
– Билл, это тебя не позорит. Человек не может быть одарён во всём. Ты можешь попасть белке в глаз с сорока ярдов из револьвера и с двухсот – из ружья. Фрэнк Старк не может. Ты можешь обогнать любого команчи, свисая с лошади. ни один человек не обгонит тебя, и ни один не побьёт тебя. Ты никогда не показываешь страха. А что до любви… есть твоя старушка-мать в Иллинойсе, и Чёрная Нелл, твоя кобыла, и я, твой друг… ты любишь нас так, что умрёшь за любого из нас.
– Верно, приятель, верно. А ещё я слишком сильно люблю одного своего врага.
– Кого это? – удивлённо спросил Билл.
– Его зовут виски. Но я собираюсь вышвырнуть его из своей компании. Если не сумею, то разучусь метко стрелять, если не хуже.
– Это верно. Вот о чём я подумал. Утром я хотел поцеловать свою дорогую Лу, и она отвернулась. Ничего удивительного! Я глотнул немного джина, и она почувствовала. Больше я не дам ей повода отворачиваться. От этого сильнейший слабеет, хладнокровнейший лишается духа, а мудрейший становится дураком. Я покончил с огненной водой, приятель.
– Значит, я тоже, и вот моя рука. Билл, я до смерти хочу на охоту. Ты пробудешь здесь ещё неделю, так что я поеду на холмы Гасконэйд и завалю одного или двух оленей. Может, немного задержусь, посмотрим. Со мной поедет Фрэнк – мы сумеем о себе позаботиться.
– Не возражаю, приятель. Если поедешь, то не отъезжай дальше, чем на три-четыре дня пути. Когда услышишь грохот пушек, то поймёшь, что армия выступила, и будешь знать, где меня найти.
– Ладно, Билл. Мы с Фрэнком уедем через два-три часа. Я уже сказал ему, что попрошу меня отпустить.
Тут Буффало Билл заметил того же старика, который вчера просил еды у Китти Малдун. Он стоял перед ними, достаточно близко, чтобы слышать их слова, если бы хотел их услышать.
– О, думаю, это одна из диковинок, которые растут в городе.
Дикий Билл достал из кармана пару долларов и бросил их к ногам старика.
Старик оглядел своих благодетелей сверкающими чёрными глазами. Наклонившись, он подобрал деньги и двинулся было прочь, но Буффало Билл схватил его за сумку из оленьей кожи.
– Постой, старина. Вот возьми и купи одежду получше. Скоро похолодает, а ты паршиво одет.
За словами последовала двадцатидолларовая золотая монета. Старик подхватил её прежде, чем она коснулась земли, с проворством, которое рассмешило людей границы.
Старик что-то пробормотал. Они решили, что это благодарность, но если бы они услышали его слова, они не отпустили бы его без расспросов.
Он сказал:
– Смейтесь, смейтесь. Кое-кто заставит вас поплакать. На этой длинной дороге нет поворотов, она идёт только вперёд.
Тем не менее, они ничего не услышали. Когда их смех затих, он уже скрылся за углом.
Два человека границы пошли в конюшню, где стояли их лошади. Дикий Билл оседлал свою Чёрную Нелл и лошадь Фрэнка Старка. Он собирался ехать прямо в дом, где жили мать и сестра Буффало Билла, поскольку знал, что Фрэнк там.
Глава 37.
«За такое Дэйва Татта нужно выследить»
Сразу ниже порогов река через ущелье в холмах обрушивалась вниз водопадом и бурлила и пенилась в широком водовороте. Рядом находилась рощица, которая, будь поблизости поселение, была бы «истощена» прогулками влюблённых и пикниками.
Под огромными ветвями старых деревьев росла ровная, мягкая трава. Дорога шла направо, а глубокая река, успокоившись после водопада, журчала вдоль низкого берега. Это была как будто не та река, которая в холмах, посреди острых скал рвала всё на куски.
В этой рощице Дикий Билл и Фрэнк Старк разбили лагерь на вторую ночь пребывания за городом. Их лошади были слишком хорошо обучены, чтобы удалиться от своих хозяев на таком хорошем корме.
Сёдла и одеяла лежали под большим деревом. Перед деревом весело пылал огонь. На огне жарились оленье бедро и пара диких индеек. Они уже покрылись румяной корочкой, и кто-то из мужчин изредка поворачивал их.
В этой местности охотники не заботились о том, чтобы беречь животных. Они убивали «оптом», и то, что они не съедали, доставалось лисице, волку или вороне.
Двое мужчин были счастливы. У них была чистая вода под рукой, много мяса, а также хлеба, хотя хлеб был, скорее, роскошью, чем необходимостью. У них были дрова и горячие, смелые сердца.
Их лошади были надёжно привязаны поблизости. Они вспоминали о своих отсутствующих друзьях, и от этого им становилось весело.
О, эта благословенная связующая нить воспоминаний! Да, в них есть не только свет, но и тень. Но нет такого бездушного, такого бессердечного человека, у которого не было бы своих заветных воспоминаний. Нечто такое в веренице прошедших событий, что встаёт перед взором и заставляет плохого стать лучше, а хорошего – счастливее.