Бугимены
Шрифт:
– Джентльмены, объем работ и время, в течение которого вы должны сделать это, вам определены. Пожалуйста, приступайте.
Монт и Шубункин встали одновременно и, коротко откланявшись, направились к двери, которая, мигнув, отворилась. Они остановились.
– Идете, профессор?
– Через минуту. Я хочу поговорить с Жан-Люком, э.., с командиром.
– Мы будем на палубе номер пять в лаборатории экзобиологии.
– Я приду, – оживился Болдуэн.
Когда дверь за Монтом и Шубункиным закрылась, Болдуэн развел руками и улыбнулся. Консул Трой встала и пожала
– Пойдемте Дейта.
– Капитан? – не понял тот.
– Мне кажется, – сказал Пикар, что профессор хочет поговорить со мной наедине.
Слегка сконфуженный, Дейта вышел вместе с Трой.
Болдуэн подошел к автомату раздачи пищи и произнес:
– Рэнди Йомон.
Он вопросительно взглянул на Пикара, и тот согласно кивнул.
– Два, пожалуйста, – сказал Болдуэн.
Несколько секунд спустя на подносе появились два высоких запотевших стакана с красноватым дымком над нами. Отдав один капитану, Болдуэн уселся на место Дейты. Они выпили за добрые старые времена, и профессор сказал:
– Тебе идет командовать, Жан-Люк.
– Точно так же, как не подходит это тебе. Но тебе это и не надо. Ты всегда прочно стоял на ногах. Слава. Удача. Приключения. Ты всегда повторял, что мечтал о такой жизни.
– Верно. Но в ней, к сожалению, есть и враги. – Он отпил глоток вина. – Вкусно.
– Враги? – переспросил Пикар. Болдуэн продолжал потягивать вино.
– Я пробовал сделать алкогольный напиток на Тантамоне-4 из некоторых растений. Ничего не получилось. То ли сахар у них другой, то ли еще что-то... Я так и не понял, в чем причина.
– Ты знаешь, что я был экзологом очень длительное время, и без особого труда многих могу стереть в порошок.
Пикар молча ждал.
– Многие ненавидят меня за то, что где-то я был первым, – первым открыл что-то, первым пришел к правильному выводу, послал сведения и артефакты в Звездный Флот и музеи Федерации вместо того, чтобы продать их за большие деньги перекупщикам.
– Сколько их?
– Много, – ответил Болдуэн, со стуком поставив стакан с вином на стол. Немного помолчав, Пикар сказал:
– Итак, ты хочешь выйти из игры?
– Я хочу умереть в своей кровати, а не в каком-нибудь заброшенном уголке, куда пошлет меня музей. – Он сделал большой глоток и добавил:
– Две недели – это большой срок.
Пикар ободряюще улыбнулся:
– На борту "Энтерпрайза" ты будешь чувствовать себя в безопасности.
– Глупо правда? Но иногда мной овладевает самая настоящая паранойя. Скорее всего, я скручу старые газеты и разбросаю их вокруг своей кровати, чтобы никто не смог подкрасться ко мне, пока я сплю. – Он сокрушенно покачал головой.
– Но должен же быть у тебя какой-то план?
– Конечно. У меня всегда есть план. Я хочу исчезнуть.
– Но это будет трудно сделать на Альфа Мемори.
– Отчего же? Корабли делают посадку на Альфа Мемори и снова уходят.
Они пристально посмотрели в глаза друг другу. Пикар всегда симпатизировал Болдуэну, у которого в жизни было немало таких моментов, когда надо было срочно принимать жизненно важные
В своих мечтах, например, Пикар водил грузовые корабли или мог бы стать фермером на какой-нибудь пограничной планете или даже преподавать в Академии, но через неделю это, скорей всего, ему бы надоело.
– У тебя, так же, как у меня, риск в крови. Выражается он по-разному, но суть одна, – заметил Пикар.
– Так оно и есть, Жан-Люк. Пикар допил вино и добавил:
– Если это тебе интересно, то я уверен, что консул Трой будет рада помочь тебе.
– Это лишь половина того, что мне нужно. Я рассчитываю на твою помощь.
– Да, конечно. Но если я оставлю тебя на Альфа Мемори, то люди наверняка заметят это.
– Придумай что-нибудь. – Болдуэн встал. – Ты капитан.
Он вышел, а Пикар задумчиво уставился на звездную радугу, которой прежде любовалась Трой, размышляя, сможет ли он придумать что-либо для профессора. А если придумает, то скажет ли ему?
Весли отыскал командира Ля Форжа в технической лаборатории, сидящего за таким же, как и в конференц-зале, столом из вулканического стекла, вся поверхность которого была завалена различными деталями, измерительными приборами, считывающими устройствами и светодиодами. Здесь же находился главный монитор, и каждый, кто разбирался в светопотоках, легко мог получить всю информацию о корабле.
Ля Форж, едва повернув голову в сторону Весли, сказал:
– Энергетическая мощность упала на три процента, а я не знаю почему. – Он указал на экран, где металась синусоидальная кривая.
Ля Форж родился слепым, и это поразило Весли при первой их встрече. Для того, чтобы видеть, он вынужден был носить особое чувствительное устройство, называемое "Визор", которое прикрывало его глаза и контактировало со зрительным центром. Закреплялось оно за ушами. Весли понадобилось некоторое время, чтобы понять принцип его действия, а Ля Форж, подшучивая над этим, говорил, что это то самое деревянное глазное яблоко, о котором Марк Твен говорил, что "оно заставит и детей плакать". Насколько Весли знал, от "Визора" никто не плакал, а между медицинскими экспертами постоянно велись дискуссии на тему о том, видит Ля Форж на самом деле или нет.
Ля Форж дотронулся до освещенного квадрата на столе, и синусоидальная кривая угасла.
– Чем могу быть полезен, Весли?
– У меня проблемы с голодекой.
– Надеюсь, это не ремонт?
– О нет. – Весли показал ему бледно-голубой цилиндр и пояснил:
– Это дал мне Дейта. В нем заключена программа, построенная с учетом шкалы Бодер, для создания абсолютно новых чужестранцев, до сих пор не существовавших. Сможешь ли ты помочь мне ввести эту программу в компьютер голодеки?
Ля Форж взял чип, осмотрел его и поставил на стол. Откинувшись в кресле, он сложил руки на своем плоском животе и спросил: