Бугор
Шрифт:
— Работаем, — доложили по рации.
— Пятый. Как «сторожа» пакуют, входите в подъезд.
— Принято.
— Пошли, — кивнул нам командир группы, и мы бегом ринулись по ступеням вниз.
Взяли «сторожа» просто. Подошел собровец. Попросил закурить. Когда «сторож» полез за сигаретой, оперативник двинул ему в челюсть и отключил. Когда тот очнулся — руки в наручниках.
Из-за угла вырулил собровский желтый «рафик» с занавесками на окнах. Он начал тормозить у подъезда, а из него на ходу уже сыпались упакованные в бронежилеты
Мы уже были на улице и тоже рванули в подъезд.
Тяжелые башмаки грохотали по лестнице. Нам на последний этаж. Последняя дверь — это не наше. Нам еще выше. На чердак. В последнее время мансарды стали приспосабливать под жилища.
Дверь ржавая, еще с тех времен, когда это был чердак. Но замок крепкий.
— Давай, — кивнул боец СОБРа напарнику. Ключ — так называется кувалда для вышибания замков. Огромный детина в комбезе размахнулся кувалдой, и с первого удара дверь вылетела.
— На пол! — с криком бойцы ворвались в помещение.
Я, по привычке не прятаться за чужими спинами и лезть вперед, двинул за ними.
Мой глаз разом все ухватил. Просторное помещение, балки под скошенным, спускающимся вниз потолком. В центре — длинный стол, покрытый сукном, прямо как в казино, только не зеленым, а коричневым. На нем — карты. Деньги. Человек десять сидят.
Морды самые разные. Одни больше бизнесменов напоминают. У других рожи висельников. Но все они — урки, пусть и поднабравшиеся за последние годы лоску и денег. Катран — это такой профессиональный клуб, где собираются блатные перекинуться в картишки. И нередко эти игры заканчиваются трагически, поскольку не заплативший становится фуфлыжником и с ним можно делать, что хочешь. Можно забрать в рабство, обязав на мокрую грязную работу. Можно прирезать, и никто тебе не возразит.
И тут один из бандюганов с ликом бритой гориллы потянулся к выключателю на балке. И свет погас.
— Атас, бродяги! — послышался крик. — Менты! И началась неразбериха. Звуки ударов. Крики. Прогремел выстрел.
— Лежать, гады! — Это голос собровца.
Новые звуки ударов. Кряканье. Мат-перемат. Крики боли. Куча мала.
И все в темноте.
Я-то знал, кто мне нужен. Я сразу усек, где Волох. И видел, что его фигура, едва заметная в темноте, рванула к окошку.
Звон разбитого стекла. И Волох вырвался на крышу.
Я рванул следом, попутно добрым молодецким ударом сбив картежника и, кажется, сломав ему челюсть.
Что такое погоня по крышам? Это любимая забава американских режиссеров. Со стороны выглядит интересно. Но если участвуешь сам — занятие не такое забавное. Особенно когда крыша косая. И когда металл мокрый. И ботинки новые. скользят по металлу — тянет их к асфальту, который где-то далеко внизу. И надо не свалиться. Надо удержаться. Но этого мало. Надо ведь еще догнать беглеца. А беглец — это не шпаненок. Это мокрушник со стажем, прошедший через зоны и этапы Волох.
— Стой! — крикнул я. Куда там.
— Стреляю!
Волох, от трубы к трубе качаясь, подбежал к пожарной лестнице. Обернулся.
— Стоять! — гаркнул я.
Он уцепился за поручни, перекинул ногу наружу. Он уже начал спускаться, когда ноги его стали разъезжаться.
— Я-а! — крикнул он с болью, пытаясь удержаться. Но рука тоже соскальзывала с мокрого поручня.
Я бросился вперед, рискуя довольно сильно. И протянул руку.
Но она схватила воздух.
Волох отправился в полет. Лететь ему, впрочем, было недолго. О его прибытии на землю доложил глухой стук. Я вздрогнул, и на миг в груди возник холод. Прошлась холодная волна, которая всегда проходит по телу, когда рядом гибнет живая тварь…
Я, соскальзывая по крыше, осторожно, чтобы не сверзиться, отправился к окошку, в котором уже горел свет.
Все завершилось победой московской краснознаменной милиции. Всех упаковали. Одного собровца задело выстрелом из пистолета — пуля прошла касательно по бронежилету, так что парню повезло. Катранщиков же задело сапогами собровцев, и сейчас уголовники представляли плачевное зрелище. Дорогие костюмы изодраны, морды биты.
А Волох лежал во дворе на асфальте.
Мы спустились вниз. Толкушин пригнулся над телом.
— Готов, — проинформировал оперативник.
— Прекрасно, — кивнул я. — И кто показания давать будет?
— Кстати, один из урок сейчас сказал, что Волох не один на катран заявился, — проинформировал Толкушин, прилаживая на рубашке порванный ворот. — У него напарник был.
— Кто?
— Узнаем…
Того, с кем пришел на катран Волох, мы установили без проблем. В отделении, куда доставили всю компанию, я уединился с ним в отдельном кабинете.
Весь татуированный, возрастом лет под тридцать, жилистый, какой-то жизнью потертый, смуглый, рожа тупая — человека, который, не задумываясь, распилит кого хочешь на части бензопилой «Дружба». И кликуха соответствующая — Осина. То есть — дерево.
— Рассказывай, — предложил я.
— Что рассказывать? — тупо спросил Осина, сомкнув руки и глядя в покрытый линолеумом желтый пол, будто хотел что-то рассмотреть.
— Седой сказал, что на Фрунзенской набережной ты коллекционера без его ведома замочил, — бросил я наугад. То, что Волох разбился, Осина не в курсе. И знать ему об этом в ближайшее время не надо.
— Я замочил?! — Осина вскочил, но я отправил его ударом ладони обратно на прислоненный к стене стул, так что он слегка двинулся затылком о стену и взвыл.
— Ты, — уверено произнес я. — Кстати, сейчас мораторий на смертную казнь заканчивается. Так что лоб зеленкой тебе живо намажут.
— За что?!
— За убийство!
— Это Волох всех замочил! Я вообще из тачки не вылазил!
— Ну да. А в Питере кто в милиционера музейного стрелял?