Бугор

Рясной Илья

— То есть когда тут утро…

— Там поздний вечер и никто не работает, — сказал я.

— А когда там утро… — вздохнул Женька.

— Здесь ночь, — закончил Железняков.

— Кому-то завтра вставать очень рано, — сказал я. Женька напрягся, зная, что молодые не только бегают за всех, но и вставать должны как ваньки-встаньки по малейшему движению длани начальства.

— Я сам завтра приеду, — великодушно бросил я, и тут же раскаялся в своем порыве…

О моих чувствах, когда приходится вставать ранним утром,

я уже рассказывал. И добавить тут нечего, кроме того, что вставать в полшестого куда хуже, чем в полседьмого.

Ворочаясь в кровати и не в силах разлепить веки, я вдруг подумал — а на фига мне это надо? Опять куда-то бежать, с кем-то разговаривать, что-то делать. Лежать бы так и лежать. Расслабиться, поплевать в потолок. Поесть. Выпить пивка. Красота.

Мне вдруг стал противен весь этот сброд, который я ищу, арестовываю. Мне стало наплевать на антиквариат, который я нахожу. Мне осточертели потерпевшие, которые наивно надеются на меня, такого сонного и беспомощного. Дремать бы и дремать так.

Потом я через силу открыл глаза. Устыдился своих мыслей. И как сомнамбула отправился в душ…

Пробки на дорогах ранним утром куда более тугие, чем утром поздним. Поэтому до конторы я доехал быстро и оставил машину около парка Эрмитаж.

Я уселся перед телефоном. Потер виски. И стал отзваниваться.

Начал я с самых крайних регионов — с Дальнего Востока. Я дозванивался до дежурных по розыску и озадачивал нашими проблемами.

На быстрый успех я не надеялся. Скорее всего придется слать шифротелеграммы, запрашивать информацию официально. Найти человека по кличке, притом если он обитал в тех краях достаточно давно, — задача не легкая.

Третий мой звонок был в Анадырь — на Чукотку. Я дозвонился до заместителя начальника уголовного розыска.

— Как погода? — спросил я.

— Потепление вот, — сказал замначальника. — Пятнадцать градусов.

— Не густо. — Я ему объяснил ситуацию и попросил:

— Мы запрос пришлем. Но нельзя ли как-то убыстрить? Сориентировать сотрудников, пошарить по банкам данных. Получится?

— Уже получилось, — сказал заместитель начальника розыска. — Да помню я Волоха. Он сидел здесь, в двадцатой ИТК. Потом был на выселках. Я старшим участковым работал. Он на моей территории. У меня сердце ухнуло.

— А подробнее можно на него данные получить? — спросил я.

— Подошлем… Волох. Зверюга тот еще. Убийца настоящий. И сидел за убийство.

— Годится.

— Его наш бывший опер хорошо знал. Он сейчас старший важняк в ГУВД Московской области.

— Как фамилия?

— Володя Толкушин. Поспрашивайте его. Он с Волохом немало общался.

— По поводу?

— Кассу взяли тогда совхозную, кассира грохнули. Волох одним из подозреваемых был. Потом исполнителей нашли. Но я до сих пор не уверен, что Волох к этому руку не приложил.

— Вышел сухим из воды.

— Да, тут у него большая практика…

Все, дальше по регионам пока можно не отзваниваться. Зацепили рыбку.

В ГУВД области, в отличие от Петровки, рабочий

день начинается в девять. У нас — в десять.

Я посмотрел на часы. Восемь. Время есть. Я уронил голову на руки. И очнулся в четверть десятого.

Прозвонился в дежурку областного розыска. Толкушин действительно работал у них. Мне дали его рабочий телефон.

Оперативника поймать на работе не так легко. Особенно когда он обслуживает Московскую область. Но мне повезло.

— Толкушин у телефона, — услышал я солидный бас. Я поздоровался. Представился.

— Не хотите поделиться воспоминаниями? — спросил я.

— По поводу? — озадаченно спросил Толкушин.

— Чукотские времена.

— А что там?

— Клиент нарисовался в Москве. Волох.

— Помню. Тогда мы его в изолятор опускали…

— По совхозной кассе.

— Точно…

— Вину не доказали.

— У меня-то потом уверенность появилась, что он ни при чем. Исполнителей нашли. Хотя некоторые наши до сих пор думают, что без его идей тут не — обошлось. Но у него тогда другие заботы были.

— Какие?

— Он на выселках был. Пристроился на работу. И с одним ушлым руководителем производства там спелся. Руководитель дела ворочал. А Волох ему помогал…. Приезжайте. Разговор длинный.

— Когда ждете?

— Если к двенадцати?

— Хорошо…

После совещания я подробно обрисовал сложившуюся ситуацию начальнику отдела.

— Во, я же чувствовал — тут что-то нечисто, — сказал Буланов удовлетворенно.

— А теперь мы уверены, — сказал я.

— Ну что ж. Флаг тебе в руки, — сказал полковник. — На Белинку надо? Езжай. Поворачивайся. Нечего в компьютеры играть…

— Уже еду…

ГУВД области и МВД России образовывали единый комплекс старых желтых московских зданий с просторными бериевскими подвалами. Раньше все знали, что МВД располагается на Огарева, 6, а ГУВД области — на Белинского, 3. Эти переулочки как раз следуют один за другим. Не знаю, чем Огарев и Белинский не угодили, но улицы, названные их именами, новые власти переименовали. Теперь это были Газетный и Никитинский переулки, что звучало достаточно пресно. Это какая-то раз в несколько десятков лет обрушивающаяся на Россию из космоса болезнь — все переименовывать. То росли как грибы улицы Пятидесятилетия и проезды Шестидесятилетия Октября. Теперь возвращают старые названия — Могильный проезд, Болванов переулок, улица Большая Помойная.

Я прошел через бублик металлоискателя в ГУВД, протянул удостоверение сержанту. Поплутал по коридорам. И очутился в уголовном розыске.

Толкушин оказался невысоким, седым, худощавым человеком лет сорока на вид. Сочный бас в таком теле был весьма странен, будто взаймы взят у кого-то большого и толстого.

В кабинете стояло четыре стола, но, кроме Толкушина, сотрудников не было.

— Коллеги на боевом задании? — поинтересовался я.

— Территория вон какая. Неделями рыскаем по всей области, — Толкушин показал на карту. — Хотя для меня это не концы. Это просто отдых.