Бугор
Шрифт:
— То есть когда тут утро…
— Там поздний вечер и никто не работает, — сказал я.
— А когда там утро… — вздохнул Женька.
— Здесь ночь, — закончил Железняков.
— Кому-то завтра вставать очень рано, — сказал я. Женька напрягся, зная, что молодые не только бегают за всех, но и вставать должны как ваньки-встаньки по малейшему движению длани начальства.
— Я сам завтра приеду, — великодушно бросил я, и тут же раскаялся в своем порыве…
О моих чувствах, когда приходится вставать ранним утром, я уже рассказывал. И добавить тут нечего, кроме того, что вставать в полшестого куда хуже, чем в полседьмого.
Ворочаясь в кровати и не в силах разлепить веки, я вдруг подумал — а на фига мне это надо? Опять куда-то бежать, с кем-то разговаривать, что-то делать. Лежать бы так и лежать. Расслабиться, поплевать в потолок. Поесть. Выпить пивка. Красота.
Мне вдруг стал противен весь этот сброд, который я ищу, арестовываю. Мне стало наплевать на антиквариат, который я нахожу. Мне осточертели потерпевшие, которые наивно надеются на меня, такого сонного и беспомощного. Дремать бы и дремать так.
Потом я через силу открыл глаза. Устыдился своих мыслей. И как сомнамбула отправился в душ…
Пробки на дорогах ранним утром куда более тугие, чем утром поздним. Поэтому до конторы я доехал быстро и оставил машину около парка Эрмитаж.
Я уселся перед телефоном. Потер виски. И стал отзваниваться.
Начал я с самых крайних регионов — с Дальнего Востока. Я дозванивался до дежурных по розыску и озадачивал нашими проблемами.
На быстрый успех я не надеялся. Скорее всего придется слать шифротелеграммы, запрашивать информацию официально. Найти человека по кличке, притом если он обитал в тех краях достаточно давно, — задача не легкая.
Третий мой звонок был в Анадырь — на Чукотку. Я дозвонился до заместителя начальника уголовного розыска.
— Как погода? — спросил я.
— Потепление вот, — сказал замначальника. — Пятнадцать градусов.
— Не густо. — Я ему объяснил ситуацию и попросил:
— Мы запрос пришлем. Но нельзя ли как-то убыстрить? Сориентировать сотрудников, пошарить по банкам данных. Получится?
— Уже получилось, — сказал заместитель начальника розыска. — Да помню я Волоха. Он сидел здесь, в двадцатой ИТК. Потом был на выселках. Я старшим участковым работал. Он на моей территории. У меня сердце ухнуло.
— А подробнее можно на него данные получить? — спросил я.
— Подошлем… Волох. Зверюга тот еще. Убийца настоящий. И сидел за убийство.
— Годится.
— Его наш бывший опер хорошо знал. Он сейчас старший важняк в ГУВД Московской области.
— Как фамилия?
— Володя Толкушин. Поспрашивайте его. Он с Волохом немало общался.
— По поводу?
— Кассу взяли тогда совхозную, кассира грохнули. Волох одним из подозреваемых был. Потом исполнителей нашли. Но я до сих пор не уверен, что Волох к этому руку не приложил.
— Вышел сухим из воды.
— Да, тут у него большая практика…
Все, дальше по регионам пока можно не отзваниваться. Зацепили рыбку.
В ГУВД области, в отличие от Петровки, рабочий день начинается в девять. У нас — в десять.
Я посмотрел на часы. Восемь. Время есть. Я уронил голову на руки. И очнулся в четверть десятого.
Прозвонился в дежурку областного розыска. Толкушин действительно работал у них. Мне дали его рабочий телефон.
Оперативника поймать на работе не так легко. Особенно когда он обслуживает Московскую область. Но мне повезло.
— Толкушин у телефона, — услышал я солидный бас. Я поздоровался. Представился.
— Не хотите поделиться воспоминаниями? — спросил я.
— По поводу? — озадаченно спросил Толкушин.
— Чукотские времена.
— А что там?
— Клиент нарисовался в Москве. Волох.
— Помню. Тогда мы его в изолятор опускали…
— По совхозной кассе.
— Точно…
— Вину не доказали.
— У меня-то потом уверенность появилась, что он ни при чем. Исполнителей нашли. Хотя некоторые наши до сих пор думают, что без его идей тут не — обошлось. Но у него тогда другие заботы были.
— Какие?
— Он на выселках был. Пристроился на работу. И с одним ушлым руководителем производства там спелся. Руководитель дела ворочал. А Волох ему помогал…. Приезжайте. Разговор длинный.
— Когда ждете?
— Если к двенадцати?
— Хорошо…
После совещания я подробно обрисовал сложившуюся ситуацию начальнику отдела.
— Во, я же чувствовал — тут что-то нечисто, — сказал Буланов удовлетворенно.
— А теперь мы уверены, — сказал я.
— Ну что ж. Флаг тебе в руки, — сказал полковник. — На Белинку надо? Езжай. Поворачивайся. Нечего в компьютеры играть…
— Уже еду…
ГУВД области и МВД России образовывали единый комплекс старых желтых московских зданий с просторными бериевскими подвалами. Раньше все знали, что МВД располагается на Огарева, 6, а ГУВД области — на Белинского, 3. Эти переулочки как раз следуют один за другим. Не знаю, чем Огарев и Белинский не угодили, но улицы, названные их именами, новые власти переименовали. Теперь это были Газетный и Никитинский переулки, что звучало достаточно пресно. Это какая-то раз в несколько десятков лет обрушивающаяся на Россию из космоса болезнь — все переименовывать. То росли как грибы улицы Пятидесятилетия и проезды Шестидесятилетия Октября. Теперь возвращают старые названия — Могильный проезд, Болванов переулок, улица Большая Помойная.
Я прошел через бублик металлоискателя в ГУВД, протянул удостоверение сержанту. Поплутал по коридорам. И очутился в уголовном розыске.
Толкушин оказался невысоким, седым, худощавым человеком лет сорока на вид. Сочный бас в таком теле был весьма странен, будто взаймы взят у кого-то большого и толстого.
В кабинете стояло четыре стола, но, кроме Толкушина, сотрудников не было.
— Коллеги на боевом задании? — поинтересовался я.
— Территория вон какая. Неделями рыскаем по всей области, — Толкушин показал на карту. — Хотя для меня это не концы. Это просто отдых.