Бугор
Шрифт:
Мама уже за столом, она листала альбом с фотографиями, а Лариса рассматривала орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Две награды за четыре года войны, и за все кровью заплачено – как своей, так и чужой. А мама как раз и показывала Ларисе фотографии из далекого Афгана. Демьян невольно зарделся: приятно казаться в глазах любимой девушки не уголовником, а ветераном войны.
Мебель в горнице отнюдь не старинная, сервант из семидесятых годов, диван и кресло – из восьмидесятых, но стол здесь самодельный, на манер тех, что ставились в избах до революции. И скамья такая же широкая, длинная и массивная.
Для мужчин мама выставила самогон, для женщин – клюквенную настойку. Лариса вчера в поезде порядком выпила, как она сказала, для того, чтобы дорога не казалась долгой. На самом же деле она пристрастилась к спиртному, чтобы хоть как-то скрасить свою рабскую долю. Но сейчас она сделала из своей рюмки маленький глоток. Демьян выпил за их приезд до дна, а она лишь пригубила. Под пироги самодельная водочка шла легко. Демьян мечтал о таком столе, но тогда, в зоне, он даже не думал, что за ним в этот знаменательный день будет сидеть и любимая женщина… Да, он уже не сомневался в том, что любит Ларису. И душа пела от мысли, что эта красавица стала его женой. А сейчас он еще вместе с ней отправится в баньку.
Но мама вдруг заупрямилась.
– Куда? – спросила она, когда он и Лариса поднялись из-за стола. – Вы еще не расписаны!
Оказывается, она уже знала про этот нюанс. Интересно, что ей еще наплела Лариса.
– Паспорт будет, распишемся. А пока мы гражданские муж и жена. Да, Лариса?
– Ну, я не знаю, – пожала она плечами. – Как скажет мама, так и будет.
Варвара Сергеевна аж прослезилась от таких слов. Сентиментальной она стала на старости лет.
– Да как знаете! – махнула она рукой.
– Да я-то знаю. А Лариса без меня заблудится. И еще ошпарится.
– Я ошпариться не хочу, – сказала девушка.
И с овечьим смирением пошла вслед за Демьяном. Чистое белье у нее было: Демьян еще в Рязани купил для нее все, что нужно для жизни, – платье, халат, джинсы, футболки, купальник, белье, кое-что из косметики. Это влетело в копеечку, потому и переживал он, что в огороде пусто. Так можно было бы картошку продать, чтобы хоть какие-то деньги на зиму выручить. Ничего, он обязательно что-нибудь придумает, чтобы на жизнь хватало.
Предбанник большой, там и столик стоит, и скамейки не захламлены. Только трапезную здесь Демьян устраивать не собирался, во всяком случае сейчас. Лариса же была другого мнения. Он достала из своего пакета бутылку с настойкой, протянула ему:
– Будешь?
– Да нет, я сладкое не люблю.
– А я люблю!
Вот тебе и овечка. Из одной бутылки рюмочку только и осилила, а другую с собой прихватила. Да еще к горлышку приложилась, да так плотно, что у Демьяна брови до предела поднялись. Он забрал у девушки бутылку, но было уже поздно: на дне плескались жалкие остатки.
– М-да! – только и смог он сказать.
– Извини, но душа попросила… Привычка, знаешь ли.
Она икнула и снова полезла в пакет, на этот раз извлекла оттуда пачку дамских сигарет.
– Дурная привычка.
– Кто бы спорил, дорогой! – Лариса смотрела на Демьяна хмелеющим взглядом.
– Если ты попала в деревню, это не значит, что надо спиваться…
– Не собираюсь я спиваться.
– Надо завязывать.
– Думаешь, я не смогу? Запросто!..
– Так в чем же дело?
– Говорю же, дурная привычка. Ты хоть и неслучайный мужик, но я так просто с тобой не смогу. Я же девочка, ты сам должен это понимать…
Она и сама знала, что ее слова могут показаться несусветной глупостью, но при этом смотрела на Демьяна со всей серьезностью. Ну да, она действительно девочка. Для него. И он тоже должен отнестись к этому заявлению очень серьезно. Тогда они смогут начать новую жизнь без оглядки на старую…
– Ты моя девочка, – сказал Демьян со всей нежностью, на которую был способен.
– Ну, пока еще не твоя. Но мечты сбываются, – жеманно улыбнулась Лариса.
И ловко сняла с себя спортивные штаны. На ней осталась одна только футболка, но Демьян не стал ждать, когда она сама избавится от нее. Как-то это слишком просто все. Сейчас Лариса разденется перед ним, они вместе закроются в парилке, где она чувствует себя вполне комфортно. Сначала в ход пойдет веничек, затем… Банально это и примитивно.
За Катей Демьян ухаживал два года, цветы ей дарил ночами, под ее окнами стоял, из дома девушку выкрадывал. Все было, кроме секса. А с Ларисой раз-два, и в дамки. Так нечестно по отношению к ней. Должна же быть хоть какая-то прелюдия.
Он взял девушку за руку, посадил к себе на колени, попытался поймать рот своими губами, но с первого раза ничего не получилось. Прошлое претило ей целоваться с мужчиной, но Демьян все-таки убедил ее в обратном.
Целовались они долго, пока она не прочувствовала себя не проституткой, а любимой женщиной. Пока она не поняла, что клюквенная настойка была лишней. Ларисе вовсе не нужно было напиваться, чтобы распалиться до страстного жара…
Демьян снял с девушки футболку, лифчик, разделся сам, побросал всю одежду на стол, уложил на него Ларису. Она уже созрела: щеки розовые, глаза закрыты, голова повернута в сторону, на губах улыбка в предвкушении блаженства. Тело у нее нежное, упругое, невероятно приятное на ощупь, и Демьян, испытывая восторг, слился с Ларисой в едином любовном порыве. И вся прелесть ситуации в том, что продолжение следует. Надо только немного передохнуть, набраться сил…
– Ты такой… – в изнеможении прошептала девушка.
– Какой?
– Здорово было. Ты такой большой, сильный… Только учти, я не приняла таблетку…
– Какую таблетку? – насторожился Демьян.
– Ну, не колеса же… Нас там гормональными пичкали… чтобы не залетали. А сейчас без таблетки, могу залететь.
– И что?
– Ну… Алик не хотел ребенка. Мы с ним тоже предохранялись…
– Не было у тебя никакого Алика. И после него ничего не было. Пока я не появился, не было. Ты с Аликом не жила и после него не жила. Ты со мной жить начинаешь. Потому что жизнь – это там, где рождаются дети. И чем больше детей, тем эта жизнь ярче… Я хочу детей. И ты будешь рожать.