Бухгалтер
Шрифт:
— И себя, дорогого, любимого, не забыть, — усмехается Велетнев. Барабанщиков шуршит распечаткой плана дома:
— Вилла — обычная типовуха. Повезло.
— Мансарда есть? — спрашивает Удальцов, не подходя к столу.
— Есть, — отвечает Велетнев, внимательно всматриваясь в план, — и спальня в мансарде. Видать, басурман на звезды любуется пред сном.
— Тогда дело в шляпе, осталось разобраться с охраной. Этим займитесь вы оба, а я похлопочу насчет транспорта и оружия.
Машина стремительно глотает ровную ленту шоссе. Двигатель чуть слышно завывает на подъемах. Возле каждого поста полиция останавливает машину. Трое крепких молодых людей в салоне
— Какой-то ты чувствительный стал, Михаил. Брось, ерунда это все, — недовольно говорит Удальцов, — не стоит так раздражаться из-за повышенного внимания служивых.
— Меня раздражает только внимание мужиков, — отвечает Велетнев, — женщинам можно.
— Даже тем, что в форме? — ехидно уточняет Удальцов.
— А что, не бабы, что ли?
— Не так уж у них тут и чисто, — вмешивается в разговор Барабанщиков.
— Ты о чем? — удивленно поворачивается Удальцов.
— В их кино все красиво: города все как шампунем вымыты, трава только что покрашена, а женщины — все красавицы! На самом деле все не так.
— Верно смотришь, Василий, в корень, — отзывается Велетнев за рулем, — скоро еще хуже будет.
— Почему? — удивляется Василий.
— Потому что они все демократичные и политкорректные и по своей демократичности напустили в дом всякой дряни: цыган, негров, индейцев, арабов, наших бандитов и прочих чеченцев, которые работать не хотят, а желают получать пособие и торговать наркотой. Ты заметил, сколько цветных на улице? Белых нет, белые работают.
— Ну, не все же такие бездельники, — усомнился Барабанщиков, — и среди европейцев лентяев хватает.
— Верно, хватает, — соглашается Велетнев, — но на одного черного, который работает, приходится по три-четыре десятка родственников, которые умеют только зеленый чай хлебать да сплетни рассказывать. А у чурок как у евреев: один зацепится — всю родню тащит. Вот и наплодилось их столько, что без дедушки Гитлера не разобраться.
— То есть? — удивляется Василий.
— То и есть, что уже которые выборы подряд националисты, а по-простому фашисты, набирают все больше и больше голосов. Заметь, ни в одной европейской стране не запрещены националистические организации. Власти только делают вид, что их нет. Выборы показывают настроение коренного населения лучше всяких опросов. Подожди, Васенька, они скоро начнут к нам ездить, изучать теоретическое и практическое наследие великого товарища Сталина, учителя и партайгеноссе Гитлера.
— Да ну!
— Зуб даю.
По обе стороны дороги поднимаются к небу редкие деревья. Незаметно надвинулся лес, вплотную к дороге подползли кусты. Если какое-нибудь копытное перепрыгнет невысокое ограждение, выскочит на проезжую часть, никакие тормоза не спасут… Но все-таки, какое удовольствие вот так гнать по отличной лесной дороге. Справа и слева мелькают стволы сосен. Холодный осенний воздух шуршит в открытых окнах, прохладной пятерней ерошит волосы.
Придорожные холмы засыпаны рыжей хвоей, будто на них линяло стадо больших коричневых ежиков. Незаметно пересекли Германию. Дорога идет по Польше. Здесь тоже Европа, но больше на бумаге. Часто встречаются бедные деревеньки, машины местных в большинстве старые, много еще советских «Жигулей» и совсем древних немецких и французских автомобилей. Дорогу поляки сделали неплохую. Удальцов придавил газ, машину понесло, как на гонках. Снова лес. Сбавил скорость, стали различимы березы за окнами. Легкий ветер шевелит желтеющей листвой. Солнечные лучи пробиваются на дорогу, плетут серо-белые узоры и тут же рассыпаются. Глаза устают от этого мелькания. За поворотом Андрей сбросил газ, немного проехал и остановился.
— Вот он, — кивает на двухэтажный особняк в итальянском стиле. Дом прячется от любопытных глаз за длинной белой стеной, крытой темно-красной черепицей. Такой же черепицей крыта крыша дома и все пристройки.
— Поедем в город, зайдем к друзьям, пообедаем…
— Потом поужинаем, — продолжил Велетнев.
— Правильно, Миша, — соглашается Удальцов, — а вечером … гульнем!
План, разработанный по дороге, прост. Исходили из того, что Валиеву, зарабатывающему на жизнь темными делишками, не нужен лишний шум ни при каком раскладе. Что бы ни произошло в доме — вокруг тишина. Иначе понаедут всякие, начиная от местных секьюрити и заканчивая налоговой инспекцией. А раз так, то нечего особенно мудрить с охраной. Главное, что бы тихо …
Когда ночь побледнела, темное небо налилось румянцем, три черные фигуры перемахнули через ограду. С трех сторон быстро пересекают двор. Сторожевой пес зарычал, бросился вперед. Хлопок. Зверь без звука катится по траве, замирает. Второй бросается следом. На мгновение замешкался, остановленный запахом смерти собрата. Тоже получает пулю. Черная фигура быстро, как паук, взбирается по каменным украшениям на террасу второго этажа. Склоняется возле двери, замок тихо щелкает. Дверь распахивается. Второй черный человек быстро открывает ход для прислуги, исчезает в темном коридоре. В доме слышится шум, вскрики, раздаются звуки падающих тяжелых предметов. Третий черный призрак бесшумно идет вокруг дома. В руке тускло блестит оружие странного вида — плоская доска, в середине отверстие и рукоять. Призрак наводит оружие на все, что движется, оно чуть дергается. В ночной воздух взлетают щепки, каменная крошка, куски кровавого мяса. Кровь брызжет на стены, как на бойне…
Василий еще раз обходит дом. Убедился что все, кто хотел убежать, мертвы. Тщательно проверил комнаты охраны. Уничтожил всю видеоинформацию, вытащил диск из компьютера и только после этого спокойно входит в дом. Сразу за парадной дверью, справа, откинулся на спинку кресла охранник. В переносице красно-черным светится внушительная дыра. Барабанщиков методично проверяет все комнаты первого этажа. Ничего живого и интересного не находит. Подниматься наверх не стал — там и без него разговорят хозяина. В мансарде, в хозяйской спальне, Андрей и Михаил. Оба в черном с головы до пят. Сбросили матрац, привязали хозяина дома к раме. Работали быстро, не суетливо. Это молчание, разложенные на ночном столике кухонные принадлежности для разделки птицы или рыбы, полное отсутствие видимого интереса к разговору напугали больше всего.
— Что вам надо? Вы знаете, кто я? Я — Валиев! — каркающе произносит хозяин дома. Черные люди переглядываются, продолжают зловещие приготовления. Железо негромко звенит.
— Кто послал? Опять никакой реакции. Валиев срывается:
— Я заплачу … много, называйте сколько! — кричит в черные спины, — идиоты, вы не знаете, как я богат! Скажите, сколько хотите!
Черные люди замирают. Один садится в кресло. Брезгливо машет рукой, будто таракана стряхивает.
Второй извлекает из кармана странное приспособление, на рукояти буквы «Mammoth».
— Стойте, костоломы, во имя Аллаха, стойте! Вас послал Баширов, верно? Этот паук всегда убивает после того, как обнимет, — задыхаясь от волнения, говорит Валиев.
Сидящий в кресле подает знак. Черный человек со страшным ножом останавливается.
— Ты почти угадал, поросенок, — говорит человек в кресле, — нам нужен русский, Симонов.
Черный человек с ножом подходит ближе. Наклоняется, рассматривает пальцы с маникюром. Кивает:
— Хорошие пальчики, ногти крепкие.
Валиев сжимает кулаки. Дергается: