Бухта командора
Шрифт:
Терем-теремок, кто в тереме живет?..
Я торопился к Родольфо, который должен был ехать в тот день в город. Подняв таз, я отнес его на берег и осторожно вылил воду вместе с ее беспокойным населением на клыки себорукко. Очутившись на мокрых камнях, рачки, рыбки, черви запрыгали, заметались. Легкая волна накрыла их. Когда она сошла, никого из беспокойных обитателей теремка на берегу не было.
Я отнес таз назад в комнату, снова налил его пресной водой и плотно накрыл листом фанеры: «Может, там еще кто, в теремке?»
БЫВАЕТ
В море так: у кого зубы больше, тот и прав. Ну как камбале от акулы уйти? Мчится камбала над самым дном, к песку, к камням прижимается — не отстает от нее мучительница. Голова — с ведро, рот — во всю голову.
Каждый зуб что твой нож.
Считай, нет камбалы.
…Случилось мне плавать около мертвой рощицы оленерогих. Маленькие строители-кораллы не рассчитали, подвели свои домики чересчур близко к поверхности воды. Прошел шторм — переломал, переколотил хрупкие известковые ветви. Остались лежать на дне побелевшие стволы, сучки… Как бурелом в лесу.
Впереди забелело, замельтешило — прямо на меня плыла стая серебристых рыб. У каждой желтые галунчики — плавники. «Кахи» — называл их Пако.
Кахи плыли не торопясь, каждая соизмеряя свое движение с движением всей стаи. Они тянулись нескончаемой процессией, медленно, как проходит улицей пестрый, уставший на параде полк. И вдруг среди ближайших ко мне рыб произошло движение.
Круто набирая высоту, к стае приближалась большая зеленоватая барракуда. Не обращая на меня внимания, она проплыла рядом. Подуздоватая нижняя челюсть приопущена, желтые, торчащие вверх зубы обнажены.
Я не успел пошевелиться, как барракуда атаковала стаю.
«Ну, конец! — подумал я. — Сейчас полетит брызгами чешуя!»
Но произошло неожиданное. Щука промахнулась. Когда она врезалась в стаю, та расступилась. Хищница сделала бросок вправо. Щелкнули зубы — промах. Жертв было слишком много! Они суетились перед глазами, появлялись под самым носом, исчезали, сбивая прицел.
Барракуда выскочила из стаи, описала крутой вираж и бросилась в повторную атаку. Снова расступилась перед ней серебряная стена, замелькали-завертелись желтые плавнички. Еще промах!
Огромная стая повернула и стала отступать. Обескураженная хищница сделала еще одну попытку — неудачно! — и остановилась. Тяжело раскрывая рот и приподнимая жаберные крышки, она смотрела вослед удаляющейся стае. Кахи исчезали, поблескивая желтым и белым. И только тогда барракуда вспомнила обо мне. Она изогнулась, посмотрела бесцветными, холодными глазами на странное существо, застывшее у поверхности воды, и пошла прочь.
Она плыла, едва заметно двигая хвостом, постепенно приходя в себя и набирая скорость.
Большие зубы на этот раз не помогли. Все случилось как в лесу у того волка, который погнался за двумя зайцами.
БЕЛЫЙ ПЕСОК
Плавая у коралловых скал, я всегда удивлялся: откуда около их подножия белый песок?
Неоткуда взяться тут песку!..
На опушке коралловой рощицы — стайка попугаев. Бледно-зеленые, с розовыми крапинками рыбы деловито суетятся около раскидистых оленьих рогов.
Оленерогий коралл — если он, конечно, живой — желто-зеленого или горчичного цвета: умирая, коралл сереет, и на нем появляются красноватые пятна. Затем исчезают и они, и причудливая роща стоит, поднимаясь со дна бесформенной кучей хвороста, а океан неторопливо засыпает ее порошинками ила.
Эти кораллы были живыми. Попугаи то и дело подплывали к ним, и, сунув головы между ветвей, застывали, занимаясь каким-то своим, важным и непонятным для меня делом.
Я подобрался поближе и стал наблюдать.
Большой попугай, обманутый моей неподвижностью, подплыл и начал обследовать ветку. Он тыкался губами-клювом в желтые липкие отростки, ухватывал их, повернувшись на бок, отламывал кусочек и начинал, смешно подергивая головой, жевать.
Пожевав, попугай сплевывал. Желтое мутное облачко, клубясь, опускалось на дно. С завидным проворством рыба налетала раз за разом на это облачко, что-то выхватывая из него. Облачко вытягивалось. Раньше других на дно опускались светлые каменные частички мертвого коралла.
Я осмотрелся. Вокруг меня кипела неустанная, хлопотливая работа. Сотни рыб набрасывались на причудливые оленьи рога, на изогнутые чаши, перетирали-пережевывали кусочки камня, отделяя от него крошечные комочки вкусной слизи. Желтые облачка, клубясь, опускались на дно — падал, падал белый коралловый песок, который так удивлял меня раньше.
ОПЯТЬ ЧЕРЕПАХА
В этот же день, возвращаясь с рифа, я снова встретил черепаху.
На этот раз она бродила в зарослях травы — талассии.
Черепаха копошилась у самого дна, ластами подминала под себя траву и, вытягивая шею, щипала ее. Кончик морды ходил вверх-вниз. Не переставая жевать, черепаха подняла голову и настороженно посмотрела на меня. Я висел над ней, раскинув ноги и опустив лицо в воду. Черепаха поняла, что бояться меня не надо.
Несколько минут мы смотрели друг на друга. Потом она опустила голову и, набрав полный рот травы, принялась жевать снова.
Я поплыл прочь. Вот еще на кого похоже это морское животное! В тот момент, когда черепаха щипала траву, она была похожа на обыкновенную медлительную корову.
НАХОДКА
Километрах в пяти от деревни был пляж. Тусклый, серый песок, неглубокая, изогнутая серпом бухта.
Мы попали туда с Родольфо душным полднем, после того как тропический ливень остановил на дороге нашу машину. Он начался внезапно. Белая пелена упала на рощи и поля. Свет померк, стена водяной пыли отделила машину от остального мира. На автомобиль с ревом надвинулся вал, в котором вперемешку бесновались брызги воды, сорванные с деревьев листья, мусор, подхваченный с дороги. Дорога стала невидима.