Бухта надежды. Испытание прочности
Шрифт:
– Ма-а-ам, ну ма-а-ам… Я уже не могу терпеть.
Лариса старалась не обращать внимания на нытье дочки, но с каждым разом это делать становилось все труднее и труднее.
– Это я уже поняла. Так, доча, давай еще кой-че нужно сделать. Вот там, где ты брала шторки, есть такие тросики, присоединенные к полке. Видишь?
– Ага!
Лариса наблюдала в зеркало заднего вида, как Алька, перегнувшись через спинку заднего сиденья, выставила свою не в меру упитанную попу, из-за которой постоянно возникали проблемы с покупкой одежды, и ковырялась там с подъемными тросиками, что приподнимали заднюю полку вслед за открытием багажника.
– Ну что ты там так долго копаешься….
– Сейчас… Все! – радостно выдохнула девчонка.
–
– Да вижу-вижу… Тут кроме этой аптечки больше ничего и нет.
«Еще бы!» - мысленно хмыкнула про себя Лариса. – «Туда больше ничего и не поместится. Это же косметичка, а не багажник!»
– Ну так доставай и давай двигай ко мне. – Лариса перевела взгляд с зеркала на боковое стекло, и чуть было не заорала в голос.
На полосе встречного движения парочка «психов» с неприсущим нормальному человеку аппетитом вгрызалась в истошно орущего мужика. Лара как завороженная смотрела на эту кровавую картину и не могла отвести взгляд, словно что-то непреодолимо влекло ее всматриваться в эту ужасную картину, запоминать каждую деталь.
Но все же внимание Ларисы переключилось на другую картину: в небольшом красном хэтчбеке, стоявшем в соседнем ряду, трехлетний мальчишка, ерзавший доселе в автомобильном кресле, и пытавшийся всеми правдами и неправдами докричаться до матери, которая как-то неестественно откинулась в кресле, словно заснула. Но как можно спать, когда ребенок так кричит сквозь слезы, Лариса не понимала. В бытность дочкиного младенчества Лара от едва различимого стона подскакивала, а тут… Мальчишка в смешной шапке, делавшей его похожим на щекастого зайца, наконец, справился с застежками ремней безопасности и, сбросив последние, подполз, чуть не упав, к матери. Лара видела, как пацаненок начал тормошить мать, глотая катящиеся с глазенок слезы и смешно произнося слова:
– Мамочта, не спи, не спи! Мамочта!
Мальчишка как мог, так и старался растормошить мать, но та оставалась полностью безучастной, не реагируя даже на тот факт, что ребенок пытается крохотными пальчиками раскрыть ей веки, приговаривая при этом «Мамочта, проснись, проснись!».
– Мам, ты чего? – выдернул ее из состояния оцепенения голос дочери. Почему-то именно этот пацаненок и его бесполезные попытки разбудить не вовремя уснувшую мать заставили ощутить Ларису какую-то мощную волну нежности к дочери. Ту хотелось обнять, затискать, зацеловать…. Но вряд ли бы Алька просто так далась - скорее бы несказанно удивилась такому поведению матери, а то бы еще и недовольно фыркала и кривилась. – Мам?
– А? Что? – дернулась Лариса и тут же сообразила, что дочке лучше не видеть того, что творится за окном.
– Мам!
– встревожено нахмурилась Алька, недоверчиво глядя на растерянную Ларису. – Ты какая-то странная. Даже немного побледнела. Тебе плохо?
– Нет. Все нормально. – Покачала головой Лара.
– Давай аптечку и свой рюкзак.
Алька растерянно протянула сначала первое, а затем и второе и молча, не говоря ни слова, наблюдала за тем, как Лариса методично выкидывает из рюкзака учебники и рабочие тетради, оставив только едва начатую поллитровую бутылку с компотом, которую Лара каждое утро выдавала дочке в школу. Затем очередь пришла за аптечкой. Лариса закинула ее в нутро рюкзака, затем положила туда же упаковку влажных салфеток и небольшой моток туалетной бумаги, что всегда были в машине, и шумно застегнула молнию. Что именно подвигло ее на подобные действия, она и сама не знала. Просто почему-то вдруг в голове мелькнуло, что лучше аптечку держать при себе, исходя из количества увиденных раненных людей на улице.
Если честно, то было немного страшно выходить из машины, которая хоть как-то, но создавала видимость защиты.
– Алька, глянь, ушел этот гад глазастый?
– Ушел, мам, - подтвердила дочка, аккуратно отогнув краешек серебристой шторки.
– Ну тогда сейчас аккуратно вылезаем из машины и деру через памятник к катеру. Только стараемся оббегать этих странных. Поняла?
– Поняла, мам. Только давай в туалет еще заскочим.
– Если будет время. Давай, выскакивай!
Лариса одновременно с Алькой вышла из машины, нервно озираясь по сторонам, нажала на кнопку автобрелока и быстро обошла «Матиз» спереди, схватив дочку за руку и накинув лямки рюкзака ей на плечи. Теперь нужно было быстро-быстро пересечь площадь, на которой было пока только несколько бредущих фигур. Случайные прохожие, спешащие на катер, старались по широкой дуге обходить этих странных личностей. Две женщины с всклокоченными волосами и подранными колготками, разлезшимися стрелками по сбитым коленкам, доселе гипнотизировавшие водителя и пассажиров автомобиля в соседнем ряду, перевели взгляд на убегающую Ларису и, отлепившись от стекол автомобиля, медленно последовали за ними.
Казалось, что площадь они не пересекут никогда. Время словно вязкий кисель, обволакивающий увязшую в нем муху, замедлило свой бег, а ноги и вовсе отказывались слушаться. Вроде, бежишь-бежишь, а такое ощущение, что стоишь на месте… словно хомячок в колесе. У Альки когда-то был такой – гонял в колесе с выпученными от страха глазами, когда девчонка, желая позабавиться, проводила пальцами поперек решетки. Вот и у Ларисы складывалось такое же ощущение, что они вдвоем как тот хомячок – пыжатся, бегут, а на самом деле не сдвинулись ни на метр.
Конечно, их потуги не остались незамеченными: несколько странного вида человек немедленно увязались вслед за ними, вызывая у Ларисы на уровне подсознания дикую панику. Почему – она и сама не могла объяснить.
Фух! Ну наконец-то…. Вот и колонны, а вот уже в пределах видимости спуск к катерам.
– Мам! В туалет! – разнылась запыхавшаяся и раскрасневшаяся Алька.
– Ну давай, - согласно кивнула Лара и едва увернулась от попытавшегося схватить ее за руку офицера в длинной черной шинели, что до этого как-то бездумно стоял у забора, огораживающего двухэтажное здание военной комендатуры. – Осторожнее! – только и успела крикнуть Лара, прежде чем подняла глаза и увидела растерзанное лицо этого мужчины с потеками алой крови, которая была практически незаметна на черной материи офицерской формы.
Лариса завизжала так, как никогда доселе. Она даже и не подозревала, что ее голосовые связки могли брать такие высокие тональности без угрозы повредиться. Алька, испуганная странным поведением матери, сначала ничего не поняла, но затем присоединилась к необычному дуэту, чувствуя, как физиология берет верх над самообладанием.
Офицер с окровавленным и разорванным лицом, не обращая никакого внимания на двух дикоорущих барышень, снова попытался протянуть руки, но на этот раз уже к Альке, что и послужило толчком Ларисе прийти в себя. Наверное, пресловутый материнский инстинкт имеет таки место быть, ибо Лара вдруг прекратила орать и со всей силы навалилась на посягнувшего на святое мужчину, сбивая его с ног, а сама, прикрикнув на дочку, потащила ту к общественному туалету, что располагался как раз напротив входа в диспетчерскую портофлота, расположенную над спуском к катерам.
– Мама! Мама, что это… Ты видела? Видела?!!! – дергалась Алька, выворачивая голову, чтобы посмотреть еще раз на страшного мужика.
– Иди давай! – подтолкнула ее Лара и, всунув в окошко кассиру пятерик и не дождавшись сдачи, проскочила к кабинкам.
– Эй, сдачу не забудьте! – послышался крик тетки на кассе. – Диарея у вас, что ли?
Алька возилась как на зло долго, смущенная неожиданной слабостью своего организма. Лариса нервничала, то и дело прислушиваясь, не дает ли отходящий катер предупредительный гудок. А еще она вновь и вновь прокручивала в голове одну и ту же картинку: окровавленный офицер, тянущий руки к ее дочери. Что это? Кто это? Как такое возможно?