Бухта надежды. Свой выбор
Шрифт:
– Это ж Серега! Тело надо забрать.
– Зачем? Ему уже все равно… - удивился Митрофанов.
– Зато мне не все равно. И родителям его тоже не все равно… Иванов, Толя, парни, огонь по во-он тем тварям…
И ВэВэ, и Толя Иванов тут же поняли, в чем дело, восприняв решение капитана как само собой разумеющееся. Впрочем, остальные беркутовцы тоже не стали возражать, а дружно перебили столпившихся над телом погибшего лейтенанта мертвяков. Никитин, спрятав пистолет в кобуру дабы освободить руки, проскочив через проходную КПП, выскочил на улицу и устремился к телу, молясь всем богам, чтобы мертвяки не бросились
В свете фар, что лился из-за ворот, была отлично видна площадка перед воротами и застывшие по обе стороны от нее фигуры на дороге, хотя некоторые из безликих мертвецов разворачивались и ковыляли вниз по дороге. Мертвые для Виктора сейчас все были безликими – вглядываться в их обезображенные лица, выискивать знакомые черты, пытаться угадать, кем были эти люди когда-то, не было никакого желания. Никитин широкими шагами преодолел расстояние, что отделяло его от уже начинавшего оживать Паркова. Тот лежал на асфальте, где темнели вытянутые тени, отбрасываемые парнями за спиной, в луже собственной крови, изгрызанный многочисленными укусами и глядел уже затянувшимися белесой пленкой глазами в ночное небо. Рядом валялся его пистолет с россыпью пустых гильз. Как так получилось, что Серега не смог отбиться, Виктор не стал гадать – да и смысл? Что это изменит? Рассматривать мертвого товарища было некогда. Первым делом нужно было сделать так, чтобы он так и остался мертвым.
Этот выстрел сделать было нелегко, но Виктор прекрасно понимал всю его важность и необходимость.
Тащить тело было неудобно - с виду довольно стройный Парков оказался до жути тяжелым. Но Виктор, закусив губу, упрямо тащил свой груз, оставляя за собой длинную кровавую полосу. И лишь когда за спиной захлопнулась входная дверь, он смог с облегчением выдохнуть, чувствуя, как от перенапряжения гудят мышцы, и понимая, что еще ничего не закончилось.
13 АПРЕЛЯ
3.00. г. Джанкой.
Катя Рогова.
Наконец-то посетители заведения, где волею судьбы и предательством любовника оказалась Катя, стали разбредаться - кто по номерам, кто по своим машинам. И девочки, обслуживающие посетителей во всех смыслах слова, смогли отправиться отдыхать. Катя жутко устала. Не столько физически, сколько морально. Мысли, что Степан теперь узнал всю правду, постоянно крутились у нее в голове, вызывая приступы истерики.
То Катерине хотелось плакать, то она испытывала жуткое чувство злости, но не могла себе признаться, что злится не на Степана, а на саму себя за то, что не сдержалась, раскрыла перед ним всю правду и вывернула душу. Конечно, надеяться на то, что Степа поймет и простит, не нужно было, но зная мягкий характер мужа и вспомнив те времена, когда ей удавалось единым словом добиться своего, она попытала счастья. Но увидев глаза Степана после всего, поняла, что он не простит. Такое не прощают. Да и Катя бы сама не простила бы, если уж говорить по правде. Всепрощение никогда не было ее добродетелью.
Но все чаще ее голову посещали другие мысли, отличные от самобичевания, она все чаще и чаще задумывалась о том, что не сможет так жить. Сегодня ей повезло – никто на нее не позарился, но других девчонок неоднократно забирали «в номера». Катя с каждым новым входящим в зал посетителем сжималась и старалась лишний раз не попадаться никому на глаза, но это было сложно выполнить, учитывая, что ей приходилось принимать заказы и разносить напитки.
То ли поздняя ночь, то ли раннее утро принесло мало-мальское облегчение… Можно было принять душ и поспать. С этим делом новые хозяева не мелочились – давали девушками возможность привести себя в норму.
Выйдя из душевой, Катерина остановилась напротив немного запотевшего зеркала и попробовала расчесать всклокоченные после мытья волосы. Без кондиционера или бальзама это сделать было сложно, но Катя терпеливо расчесывала свои длинные волосы, прежде чем заплести их в косу на ночь.
– Чеши-чеши, - посоветовала проходящая мимо нее девушка с полотенцем через плечо, - у тебя просто шикарные волосы.
– Что? – не поняла сразу Катя.
– Мужики любят длинноволосых баб. К тому же красивых.
– Да… - равнодушно поддакнула Катя, вглядываясь в свое отражение в зеркале и пытаясь понять, как это исправить.
Располосовать лезвием лицо, чтобы на нее страшно было взглянуть? Нет, на такое она не способна… рука не поднимется. К тому же девушка боялась боли и крови, поэтому этот способ точно был откинут. А вот другой…
Катя заметалась по комнате, не обращая внимания на удивленный взгляд женщины с полотенцем, но ничего подходящего так и не нашла. Пришлось чуть ли не босиком бежать на кухню бара, где еще не успели убрать всю посуду и где она с легкостью нашла то, что ей было нужно.
Небольшой слегка изогнутый нож с зубчиками нещадно рвал и кромсал влажные пряди, падающие темными змейками у ног едва сдерживающейся от рыданий девушки. Катя брала каждую прядь и в несколько резких взмахов ножом отрезала ее, после чего выбрасывала себе под ноги. Так продолжалось до тех пор, пока ее прическа кардинально не изменилась, став похожей на воронье гнездо.
Катя отбросила нож, затем суетливо забегала глазами в поисках веника и, не найдя его, начала руками собирать свои волосы, чтобы выкинуть в мусорное ведро. В душевую возвращаться не стала – подставила голову под ледяные струи проточной воды, сердито фыркая и ругаясь.
Результат она смогла оценить только в своем огороженном уголке и то в небольшом настольном зеркале. Волосы были обрезаны кое-как и, подсыхая, начинали торчать в разные стороны словно солома. Челка теперь спадала на левую сторону, падая на лицо, а сами волосы едва доходили до подбородка. Это если взять усредненную длину. Но Катя, как ни странно осталась довольна.
– Гаси свет уже! Спать пора! – крикнул кто-то из-за загородки, словно тот тусклый огонек от свечки мог кому-то помешать спать.