Букет из шоколадных роз

Филиппова Анна

Я смущенно кивнула и вышла из шоколадницы. Мои глаза были полны слез. Мне хотелось кричать от боли, которая сковала мое сердце тяжелыми цепями. Я знала, что будет тяжело, но не думала, что до такой степени. Каждый раз, покидая папину шоколадницу, я испытывала легкую грусть. Но в день, когда я покидала ее навсегда, мне было не просто грустно – я была абсолютно раздавлена. Я шла не оборачиваясь. Я знала, что если обернусь, то больше не смогу сдерживать эмоции, которые накатывали на меня словно штормовые волны.

Я дошла до Сен-Сюльпис за десять минут. На часах было без пятнадцати семь. Какие-то пятнадцать минут отделяли меня от новой жизни. Я по-прежнему не могла осознать, что со мной происходило. Казалось, я просто смотрю фильм, в котором играл главную роль.

Пятнадцать минут пролетели незаметно.

Кажется, за это время я едва успела закрыть и открыть глаза. Камилла не пришла. Я начала волноваться. За несколько секунд я построила пару предположений о том, что могло с ней произойти, как вдруг осознала, что было крайне глупо верить в сказку о путешествиях во времени. Я снова почувствовала себя бестолочью – прямо как в тот день, когда ждала Бернара в кафе, а он не пришел. Я взялась за голову. Как я могла быть такой наивной? Вся моя жизнь была одним большим уроком, который я никак не могла усвоить. Наверно, проблема в том, что я слишком упряма. Мне все время хотелось того, что не было положено мне по судьбе. А может, я вовсе этого не хотела и просто вела себя как малое неразумное дитя? С чего я вообще решила, что мне стоит стремиться к идеальной жизни? Я не такая, как Беренис. Я не смогу достойно исполнять роль смиренной домохозяйки. Пожалуй, я похожа на свою мать. Мы обе плывем против течения и никогда не будем знать, чего, на самом деле, хотим.

Из моих глаз хлынули слезы. Я стояла прямо у входа в Сен-Сюльпис и думала о том, как достучаться до Бога. Или если я не хожу в церковь каждое воскресенье, он не захочет со мной разговаривать? Кстати говоря, если человек каждое воскресенье ходит в церковь, это еще ни о чем не говорит. Взять, например, мою маму. Она ярая католичка, может цитировать отрывки из Библии, но однажды совершила ужасный, непростительной поступок: разбила сердце моему отцу.

Я медленно прихожу в себя. Мне не удалось поплакать, но думаю, я вполне смогу сделать это дома, где меня никто не будет видеть. Я делаю глубокий вдох, бросаю досадливый взгляд на Сен-Сюльпис и иду в сторону бульвара. Сейчас я приду домой, сварю себе кофе, съем кусочек кокосового шоколада, который мне дал папа (он говорит, что кокос вдохновляет на смелые поступки) и подумаю о том, что мне делать со своей жизнью.

Внезапно поднялся сильнейший ветер. Я шла в сторону Сен-Жермен, а он дул прямо мне в лицо, словно предупреждая об опасности.

– Вивьен! – вдруг услышала я знакомый голос.

Я обернулась и увидела Камиллу. Она стояла у Сен-Сюльпис, а над ее головой висело облако ослепительного света. Я стояла буквально в двух шагах от нее и нас разделял огромный вакуум, наполненный бушующим ветром, который не давал мне продвинуться к Камилле.

– Иди ко мне! – кричала Камилла.

Ветер обдувал ее со всех сторон. Она пыталась устоять на месте. Тщетно. Ветер буквально сбивал ее с ног. Она встала на колени и прикрыла лицо руками. Я попыталась сделать шаг. Ветер склонил меня к земле и я не заметила, как оказалась лежащей навзничь. Я с трудом встала на колени, сделала отчаянный рывок и приблизилась к Камилле.

– Еще немного! – продолжала кричать она.

Я сделала его одно движение, как вдруг ощутила мощнейший удар сзади и снова оказалась лежащей навзничь, после чего в мою голову ударил густейший туман и на какое-то мгновение я перестала ощущать реальность. Я не знаю, что было потом. Я просто лежала у подножия Сен-Сюльпис, мимо меня проходили люди и печально качали головами? Или все это был глубокий сон и на самом деле я была у себя дома: печальная, покинутая, отчаявшаяся? Или я придумала эту историю, потому что моя жизнь была слишком скучной? Я не знаю, что произошло со мной ровно в семь часов по парижскому времени, но на всякий случай буду обходить Сен-Сюльпис стороной.

Глава 5

Я открыла глаза и обнаружила себя стоящей на коленях у подножия Сен-Сюльпис. Что со мной произошло? Как я здесь оказалась? Я решила посетить божественную мессу? Вряд ли. Это совсем на меня не похоже. И почему, черт возьми, я стою на коленях? Я внимательно огляделась по сторонам. Люди приходили мимо меня и даже не думали смотреть в мою сторону. Я медленно поднялась на ноги. Меня обдувал приятный ветерок. Такое чувство, что я была в отключке минимум несколько часов.

Думаю, я просто потеряла сознание. Я ведь сегодня почти ничего не ела (не считая маффина, который дала мне Беренис). Надо бы пойти домой и приготовить киш с ветчиной – я ведь мечтала о нем еще утром. Внезапно в моей памяти стали всплывать картины, которые показались мне совершенно безумными: Камилла стоит на коленях прямо перед церковью и что-то мне кричит. Я смутно припоминаю, как она рассказывала мне небывалые истории о том, что они с Бернаром путешествуют во времени. А ведь я ей поверила. Как я могла быть такой наивной? Все-таки жизнь меня ничему не учит. Я поверила в сказку просто потому, что мне стало скучно. Ужасно. Надеюсь, завтра я проснусь и ничего не вспомню. Пора бы мне начать новую жизнь. И в этом мне поможет папин шоколад, обладающий магическим действием. Как утверждает папа, настоящий шоколад порой творит чудеса с человеческими душами. Я ему верю.

Я выхожу к Сен-Жермен и медленно бреду в сторону дома. Кажется, на меня налетел ураган и полностью лишил меня сил. Я едва перемещала ноги, а перед моими глазами был густой туман – такой густой, что я даже не узнавала здания, мимо которых проходила каждый день. Я вдруг почувствовала, что Париж немного изменился. Я постоянно открывала его с новой стороны, но внезапно он показался мне чужим и незнакомым. Это было довольно странно, ведь я знала его как свои пять пальцев и любила больше всего на свете. Парижане тоже изменились. Они стали более динамичным и уверенными, а лица милых бабушек обрели совершенно другие черты. У меня возникло ощущение, будто я впервые иду по бульвару Сен-Жермен. И что удивительно, никто даже не думал спрашивать, не потерялась ли я, хотя я, наверняка, выглядела как заблудившаяся туристка.

Когда я дошла до дома, меня ждал большой сюрприз. На двери подъезда висела какая-то странная штука с кнопками. Я не понимала, что это и кому пришло в голову чинить препятствия жителям моего дома. Дверь не открывалась. Внутри меня зародилось семя негодования. Я была крайне возмущена. Где это видано, чтобы человек не мог попасть в собственный подъезд?

Я оглянулась вокруг. На улице не было ни одного знакомого лица. Странно. Я ведь знаю практически всех жителей своего дома, а также большинство работников ближайших булочных и магазинов.

Внезапно раздался странный звук, похожий на сигнал тревоги, и дверь открылась. Из подъезда вышел совершенно незнакомый мне мужчина.

– Слава Богу! – воскликнула я, скрестив руки на груди.

Мужчина посмотрел на меня словно на сумасшедшую. Раньше я никогда его не видела. Видимо, он пришел к кому-то в гости. Он не сказал мне ни слова: просто прошел мимо, обдав меня непередаваемым холодом. Мне стало немного не по себе. Я крепко держала дверь за ручку и недоуменно смотрела ему вслед. Когда он скрылся из виду, я вошла в подъезд. Здесь тоже многое изменилось. Лестница выглядела так, будто ей было минимум семьдесят лет. Когда я начала подниматься, мне в голову ударил запах старины. Мой дом вовсе не был старым, но у меня складывалось впечатление, будто с сегодняшнего утра прошло лет пятьдесят. Может, Камилла все же говорила правду и я, в самом деле, переместилась в будущее, а именно в две тысячи двадцатый год? Чтобы прогнать бредовые мысли я резко закрыла и открыла глаза. Я не могла оказаться в другом веке. Это физически невозможно. А Камилла сочинила историю про путешествия во времени просто ради того, чтобы меня утешить.

Я поднялась на третий этаж и вместо привычной двери обнаружила совсем другую: металлическую, с выгравированным номером квартиры и маленьким глазком. Надежда попасть домой с каждой секундой становилась все более эфемерной. Сюрпризы поджидали меня повсюду. Поняв, что мне не суждено провести вечер перед телевизором и с коробкой шоколада, я едва не потеряла сознание. Если мне все же удалось совершить путешествие во времени, это значит, что в Париже – городе, в котором я родилась и прожила большую часть своей жизни, у меня нет ни друзей, ни родственников, ни просто знакомых и мне оставалось лишь надеяться, что Бернар, подобно благородному рыцарю, гарцующему на белом коне по Парижу двадцатого века, отыщет меня, когда я буду на грани отчаяния, и, припав передо мной на одно колено, торжественно объявит, что больше никогда не сбежит от меня в другое время.