Букет кактусов
Шрифт:
«Ничего не может случиться! Ни-че-го, что могло бы разлучить меня с Любой. Ни за две недели, ни за два месяца, ни за двести лет. Нам не помешают быть вместе ничто и никто. Ни Кондрашов с Ларисой Евгеньевной, ни Рэймонд Кофи, какой бы он ни был – голубой или просто черномазый. Ни эта чертова Мелешкина с призраком Александры!»
Господи, ну надо же было ей позвонить именно сейчас! Когда у него появилась Люба, когда счастье стало так возможно, так близко... Мерзавка! Она же понимает, что Шурку теперь не вернешь, зачем она отравила ему жизнь этим звонком?
Резкая трель в прихожей подбросила его с подлокотника кресла будто пружиной. Это она! Нет... Тьфу ты! Нервы так напряжены, что принял телефон за домофон. Кто это еще в такой час? Неужели Люба передумала?!
– Борис? – услышал он какой-то чужой голос тестя. – Слава Богу, ты дома! Один?
– Да. Добрый вечер, Евгений Евгеньевич.
Он хотел сказать: «Пока да», но решил не усложнять. Быть может, так он поскорее отделается от шефа.
– Ах да, извини: здравствуй. Послушай, Борис, ты не мог бы сейчас приехать? Произошло нечто... Словом, ты мне нужен, и срочно.
– Что случилось, шеф? Что-нибудь с Олимпиадой Павловной?
– Нет, с Липой все в порядке, насколько это вообще возможно. Мне надо с тобой поговорить, очень серьезно.
– Именно теперь, в десять вечера?
Что это с ним, в самом деле? Забыл поздороваться, и зятьком ни разу не назвал...
– Дело, как говорится, не терпит отлагательств. Так ты едешь?
– Извините, Евгений Евгеньевич, никак не могу. Я жду гостей.
– Гостей или гостью?
– Ну, раз вы спросили... Предположим, гостью. Это имеет какое-то значение?
– Еще какое! Разумеется, это твоя Люба? Говори быстро!
– Да, это она. В чем, собственно, дело? Раньше вас не шокировало, когда я изменял вашей дочери.
И в этот миг прямо у него над ухом прозвучал сигнал домофона.
– Борис, сейчас не время для иронии! Эта женщина...
– Шеф, ради Бога, извините. Звонят, я должен открыть дверь. Уверен, ничего не случится, если мы перенесем этот разговор на завтра.
– Погоди, дурак! Не бросай трубку! Ты же ничего не знаешь о ней!
– Я знаю главное, она пришла, а я не могу ее впустить. Еще раз простите, но я прерываю разговор. Спокойной ночи, Евгений Евгеньевич. Я заеду к вам завтра утром, до службы.
И Борис быстро опустил трубку на рычаг.
Одной рукой он торопливо нажал кнопку ответа, а другой – решительно выдернул телефонный шнур из гнезда.
– Боря? Ты почему не впускаешь меня, бессовестный? У тебя что – другая женщина?
«Ты». Она сказала ему «ты»!
– Простите, Любочка... То есть прости! Я отвечал на телефонный звонок. Поднимайся, я жду тебя у лифта... любимая. Восьмой – не забыла?
– Не бойся, мимо не проеду.
Она была восхитительна в своей короткой песцовой шубке, румяная, пахнущая морозной свежестью и такая желанная... Она положила руки ему на плечи, но, как всегда, подставила щеку вместо губ. Ничего. Он подождет.
Борис помог девушке освободиться от шубки. Не удержался и коснулся жадными губами ее теплой шеи, еще и еще... Когда он втянул ноздрями ее запах, ему показалось, что он сходит с ума и все это уже было с ним когда-то! Он ощущал аромат этой кожи, ласкал ее языком... Может, это было в его прошлой жизни?
Люба неуловимо выскользнула из его объятий.
– Ах, бессовестный, ты же мне обещал... Не спеши, Боренька. Сегодня у нас будет незабываемый вечер, обещаю тебе.
– Я знаю, любимая.
«Нет, Жемчужников. Ты ничего не знаешь!»
Она осмотрела его четырехкомнатную квартиру в двух уровнях, отказавшись заглянуть лишь в спальню: «Это царство твоей жены, сюда я не войду».
– А ты неплохо устроился, Борис Феликсович.
– Борис Феликсович, Любочка, все и всегда делает неплохо. Но на эту квартирку ты не рассчитывай, ее я оставлю моей благоверной. Нам придется купить что-нибудь попроще.
– «Нам»? А с чего ты взял, что я собираюсь жить с тобой под одной крышей, Боря?
Разумеется, это было сказано только из кокетства. Но отчего-то Борис испугался.
– Как, разве я тебе еще не сказал? Мы с тобой поженимся, заведем детей, будем жить долго-долго...
– ...И умрем в один день? Говорил, Боренька. Только уже не помню, когда.
И опять ему почудилась знакомая интонация! «Это все из-за проклятой Мелешкиной. Тебе надо лечиться, Борис».
– Что же тогда тебя удивляет, милая?
– Но я, кажется, еще не дала свое согласие! Или, может, согласилась, да забыла? Что поделать, девичья память, Боря.
Он засмеялся, взял ее за обе руки.
– С твоей памятью все в порядке. Ты действительно еще не дала согласие. Но я почему-то уверен, что мне удастся тебя убедить. Вообще у меня талант убеждать, Любочка, и тебе еще предстоит в этом убедиться.
«Боже мой, Жемчужников! Ты говоришь теми же самыми словами...»
– И часто тебе приходится убеждать женщин, бессовестный?
– Ну-у... Раньше, не скрою, приходилось частенько. Но это все в прошлом. С той минуты, когда я увидел тебя, для меня других женщин не существует, Люба. Теперь – только ты! Вернее, мы с тобой. Давай выпьем за это, я сейчас открою шампанское...
«Сейчас он еще скажет, что хочет стать моим ангелом-хранителем. Это становится невыносимо! Господи, дай мне духу нанести этот последний удар! Честное слово, я не ожидала, что это будет так трудно – трудно для меня же самой... Нет, я больше не люблю Бориса, я не чувствую к нему ничего, кроме презрения и жалости, но... Эта месть отняла у меня все силы, Господи! Я-то думала, что она даст мне силу жить, а выходит все наоборот...»