Буквица
Шрифт:
Наши Пращуры знали древнюю мудрость, такую как Вестник смерти и связывали их с птицами. Мир Прави, в ведической традиции, олицетворяется с птицами, которые, являясь вестниками от Богов - для живущих на земле. Они выполняют задания Богов, которые решают, кому сколько жить в этом теле и выполнил ли человек урок или нет.
Акт смерти, как мрак и холод, вызван страхом перед смертью, в связи с потерей ведического мировоззрения. В ведическое время славяне смерти не боялись. Приведём пример из “Велесовой книги”, где в час битвы с врагами Лада-Матушка, приняв образ Птицы Небесной, воодушевляет воинов, предвещает им победу:
Нет страха значит и нет мыслей о смерти в бою, ибо для человека с Православным ведическим мировоззрением смерти не существует о чём говорит и заповедь Бога Перуна:
"Смерть не как Рысь пожирает рожденных -
воспринимаемой нет ее формы!
Смерть наблюдаете вы в окружении,
а для себя вы ее не найдете".
В ведической Русской Армии пели:
"Не бывать в Руси силе вражеской!
Силе вражеской, смерти сеющей!
Отстоят сыны, вой славные - ПравоСлавные,
Мать Сыру Землю!"
Иную картину наблюдаем мы в кино, показывающему нам время гражданской войны и иные песни поют солдаты - добровольно обрекая себя на смерть:
"Смело мы в бой пойдём - за Власть Советов!
И как один умрём, в борьбе за это!"
Не вдумываясь в слова песни, солдаты приносили себя в жертву организаторам революции, за которыми просматривалась мрачная фигура беса - Бафомёта, Сатаны и прочих представителей Ада.
Но в то же время у многих людей идущих защищать свою землю, даже в постведическое время проявляется в трагические для Родины моменты работы родового эргрегора, проявления родовой памяти и сознания, которые в своей статье «Повстанец* и смерть» О. Бахтияров называет соответственно «коллективным безсознательным», «этническими и культурными архетипами», «внимание другого типа» или «второе состояние сознания». Вот что он пишет:
внимание многих повстанцев, было не просто расфокусированным, это было внимание другого типа, нежели наше обычное, членящее мир на привычные узнаваемые части, внимание. Его «плывущее» сознание выходило за пределы тела, внешняя среда становилась внутренней. Для такого сознания внимание, выделяющее отдельные фигуры из окружающего фона, было совершенно излишним (выд. нами А.Т. и ГМ..). В этом состоянии внимание целиком распределяется по окружающему фону, воспринимаемому как единое целое, которое может быть угрожающим, благоприятным или нейтральным. Внимание фона оказывается столь же значимым для выживания, как и дифференцированное внимание профессионала.
…..Вблизи смерти изменяется поведение соприкасающихся с ней людей. Разные народы по-разному реагируют на зону смерти: одни становятся в этих войнах хуже, кровожаднее, хитрее, другие, наоборот, лучше, благороднее, совестливее. На поверхность сознания всплывают этнические стереотипы, казалось бы забытые за десятилетия мирной жизни.
В измененном коллективном сознании легко начинают действовать этнические и культурные архетипы, предопределяя формы и обычного боевого поведения, и эксцессов поля боя. Потрясение, вызванное соответствием поведения дремлющим в бессознательном архетипам, способно преобразовать высокодифференцированное сознание офицера в сознание повстанца — противоречие между ними снимается в переживании «это мы, русские»
... молодые, в основном, ребята, впервые попавшие в кровавую боевую ситуацию, не оставляли позиции в самых отчаянных ситуациях, выносили своих раненых и убитых, принимая условия боя в
качестве нормальной среды обитания. Он был потрясен тем, что на его глазах ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*повстанцы - О. Бахтияров, так называет добровольцев воевавших в горячих точках Приднестровья, Абхазии, Чечни, Осетии.
восстанавливались традиционные этнические боевые нормы русского солдата** (выд. нами А. Т. и Г.М..), хотя, казалось бы, эта традиция должна была прерваться десятилетиями мирной, сытой, разлагающей всё здоровое жизни.
Преобразование юноши из коммерческой палатки или забулдыги, собиравшего бутылки возле вокзалов, в полноценного по своим жизненным установкам бойца, происходит сразу же, почти мгновенно, как только его скрытый, непроявленный боевой стереотип оживляется видом реализованного в поведении его товарищей архетипа. Опыт, техника ведения боя приходит много позже, вначале он становится своим в повстанческом сообществе.
Русский эксцесс поля боя — не жестокость, а пароксизм безумной храбрости, в основе которого острая потребность продлить беседу со смертью как уникальным собеседником. Не принимая во внимание метафизические аспекты жизни вблизи смерти, ничего не поймешь в этом феномене. Русский эксцесс - немотивированное для постороннего наблюдателя усиление опасности среды (выд. нами А. Т. и Г.М..).
Вблизи смерти изменяется событийная ткань. Обычные причинно-следственные отношения искажаются, событиями управляет не теория вероятностей, а судьба (выд. намиА.Т. и Г.М..).
.... Коллективное сознание распространяет опыт немногих на весь контингент повстанцев и чудо, случившееся с одним, становится непреложным фактом для остальных.
…. Измененные сознание, поведение и события в условиях коллективности сознания приводят к своего рода «инициации повстанцев», приобщению их к ценностям высшего плана и обретению интенсивного чувства общности.
Эта общность порождается не единством идеологии, а единством породы, образуя на фоне развала всех этнических структур свой особый повстанческий «этнос».
В повстанческих формированиях концентрируются люди повышенной активности, в них происходит накопление пассионарности. Выделяясь из вялой массы обычного городского населения, стекаясь в зоны локальных войн, эти люди создают свои связи и свои структуры, которые, не будучи структурами организационными, могут быть названы структурами возникающего на наших глазах нового этнического поля, которое, в силу своей напряженности, может стать ведущим во всём будущем устройстве русского народа»[(38)С. 174-181].