Буквы в кучках
Шрифт:
Это неудобство совсем не смутило ее. А вот ладони Андрея… Прикосновение сильных рук, его взволнованное дыхание вызвали чувства, которые часто посещали её поздними вечерами. Щеки внезапно зарделись,
– Здорово нахимичили! – попытался он сострить, но почему-то сразу замолчал.
Сел плотно вжавшись в свой угол у окна, опустив руки вниз, и не поднимал глаза, словно потерял дар речи. В голове, фейерверком, заметались слова и желания, зажженные тестостероном. Андрею внезапно захотелось эту хрупкую учительницу химии, но все его красноречие улетучилось. Он прекрасно понимал, что в одном купе ехать с очаровательным созданием и не воспользоваться ситуацией – невозможно. Он сам себе не поверит, что упускает такой случай! А сказать ничего не может. Знал за собой странную особенность: желание, наполнявшее его крайнюю плоть в минуты возбуждения, тормозит поток слов и делает его словно немым. «Но почему именно в эту минуту случился конфуз?! Как заговорить вновь? Не бросаться же страшным насильником на Таню? Надо уговаривать… Как заговорить?» – думал Андрей, а сам молчал.
Пауза затягивалась.
Он принялся глубоко дышать. Когда-то, подростком так удавалось отвлечься. Потом стал рассматривать пристально узоры на стене, но дело двигалось медленно, возбуждение не проходило.
Таня, между тем, молча пила свой чай, и удивлялась нечаянной перемене в офицере. Краска с неё не сходила, но темнота вагона растворяла все цвета в купе теплой дымкой. Стук вагонных колес глушил сердечную дробь. И только внутренний голос сверлил тоненькую дырочку в голове: «Почему он робеет и ничего не говорит? Пусть и не говорит ничего. Просто сядет рядом и обнимет. У него такие крепкие руки…»
Внезапно дверь купе распахнулась. Таня и Андрей вскинули головы в освещенный коридор и прищурились от яркого света. В проеме стояла проводница и с ней два пассажира: пожилая женщина с чемоданом и десятилетний мальчик-школьник с рюкзаком в руках.
Конец ознакомительного фрагмента.