Булат Окуджава - поэтический сборник
Шрифт:
Были дали голубы, было вымысла в избытке, и из собственной судьбы я выдергивал по нитке. В путь героев снаряжал, наводил о прошлом справки и поручиком в отставке сам себя воображал.
Вымысел - не есть обман. Замысел - еще не точка. Дайте дописать роман до последнего листочка. И пока еще жива роза красная в бутылке, дайте выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке:
каждый пишет, как он слышит. Каждый слышит, как он дышит. Как он дышит,так и пишет, не стараясь угодить...
Так природа захотела.
1975
ПЕСЕНКА КАВАЛЕРГАРДА
Кавалергарды, век не долог, и потому так сладок он. Поет труба, откинут полог, и где-то слышен сабель звон. Еще рокочет голос струнный, но командир уже в седле... Не обещайте деве юной любови вечной на земле!
Течет шампанское рекою, и взгляд туманится слегка, и все как будто под рукою, и все как будто на века. Но как ни сладок мир подлунный лежит тревога на челе... Не обещайте деве юной любови вечной на земле!
Напрасно мирные забавы продлить пытаетесь, смеясь. Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась... Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле... Не обещайте деве юной любови вечной на земле!
1975
x x x
Ю.Трифонову
Давайте восклицать, друг другом восхищаться. Высокопарных слов не стоит опасаться. Давайте говорить друг другу комплименты ведь это все любви счастливые моменты.
Давайте горевать и плакать откровенно то вместе, то поврозь, а то попеременно. Не нужно придавать значения злословью поскольку грусть всегда соседствует с любовью.
Давайте понимать друг друга с полуслова, чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова. Давайте жить, во всем друг другу потакая, тем более что жизнь короткая такая.
1975
БОЖЕСТВЕННАЯ СУББОТА
или стихи о том, как нам с Зиновием
Гердтом в одну из суббот не было
куда торопиться
Божественной субботы хлебнули мы глоток. От празднеств и работы закрылись на замок. Ни суетная дама, ни улиц мельтешня нас не коснутся, Зяма, до середины дня.
Как сладко мы курили! Как будто в первый раз на этом свете жили, и он сиял для нас. Еще придут заботы, но главное в другом: божественной субботы нам терпкий вкус знаком!
Уже готовит старость свой непременный суд. А много ль нам досталось за жизнь таких минут? На пышном карнавале торжественных невзгод мы что-то не встречали божественных суббот.
Ликуй, мой друг сердечный, сдаваться не спеши, пока течет он грешный, неспешный пир души. Дыши, мой друг, свободой... Кто знает, сколько раз еще такой субботой наш век одарит нас.
1975
x x x
Ю.Левитанскому
Заезжий музыкант целуется с трубою, пассажи по утрам, так просто, ни о чем... Он любит не тебя. Опомнись. Бог с тобою. Прижмись ко мне плечом, прижмись ко мне плечом.
Живет он третий день в гостинице районной, где койка у окна - всего лишь по рублю, и на своей трубе, как чайник, раскаленной вздыхает тяжело... А я тебя люблю.
Ты слушаешь его задумчиво и кротко, как пенье соловья, как дождь и как прибой. Его большой трубы простуженная глотка отчаянно хрипит. (Труба, трубы, трубой...)
Трубач играет туш, трубач потеет в гамме, трубач хрипит свое и кашляет, хрипя... Но как портрет судьбы - он весь в оконной раме, да любит не тебя... А я люблю тебя.
Дождусь я лучших дней и новый плащ надену, чтоб пред тобой проплыть, как поздний лист,
дрожа... Не много ль я хочу, всему давая цену? Не сладко ль я живу, тобой лишь дорожа?
Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью: заезжий музыкант играет на трубе! Что мир весь рядом с ней, с ее горячей медью?.. Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе...
1975
x x x
О.Чухонцеву
Я вновь повстречался с Надеждой
приятная встреча. Она проживает все там же
то я был далече. Все то же на ней из поплина
счастливое платье, все так же горяч ее взор,
устемленный в века... Ты наша сестра,
мы твои непутевые братья, и трудно поверить,
что жизнь коротка.
А разве ты нам обещала
чертоги златые? Мы сами себе их рисуем,
пока молодые, мы сами себе сочиняем
и песни и судьбы, и горе тому, кто одернет
не вовремя нас... Ты наша сестра,
мы твои торопливые судьи, нам выпало счастье,
да скрылось из глаз.
Когда бы любовь и надежду
связать воедино, какая бы (трудно поверить)
возникла картина! Какие бы нас миновали
напрасные муки, и только прекрасные муки
глядели б с чела... Ты наша сестра.
Что ж так долго мы были в разлуке? Нас юность сводила,
да старость свела.
1976
ДОМ НА МОЙКЕ
Меж домом графа Аракчеева и домом Дельвига,
барона, не просто тротуар исхоженный, а поле - вечно
и огромно, вся жизнь, как праздник запоздалый,
как музыкант в краю чужом, отрезок набережной давней, простертой
за его окном.
Меж домом графа Аракчеева и домом Дельвига,
барона, все уместилось понемногу: его любовь,
его корона, беспомощность - его кормилица, и перевозчика
весло... О чем, красотка современная, ты вдруг
вздохнула тяжело?
Меж домом графа Аракчеева и домом Дельвига,
барона, как между Было и Не стало - нерукотворная
черта. Ее мы топчем упоенно и преступаем окрыленно, и кружимся, и кувыркаемся, и не боимся
ни черта.
Как просто тросточкой помахивать,
раскланиваясь и скользя! Но род людской в прогулке той не уберегся
от урона меж домом графа Аракчеева и домом Дельвига,