Булавин (СИ, ч.1-2)
Шрифт:
Царский отряд рассеют, и жертв среди солдат, да драгун, почти и не будет. У казаков к рядовым служакам претензий не было, выпороли, оружие отобрали и отпустили. Восстание возглавит отец Никифора, бахмутский атаман Кондратий Булавин. Будет взят Черкасск, и бунтари казнят нескольких изменников из казацкой верхушки. Затем, войско разделится и начнет наступление на Изюм, Царицын, Тор и Азов. Почти везде казаки и крестьяне будут отбиты, им не хватило мобильности и решительности, и из крупных городов, только Царицын будет взят.
Петр Романов подавление восстания возьмет
Богатые казаки из "низовых" испугались репрессий, окружили дом Булавина в Черкасске, и в результате боя, лидер восстания был убит. С ним же вместе, погибла дочь, которая сражалась как воин, и пять казаков охраны.
После смерти вождя среди восставших начались разброд и шатание. Единой власти не стало, и каждый потянул одеяло на себя. Одни сражались и гибли. Другие бежали на Кубань, нашли приют среди черкесов, приняли власть турецкого султана и лишились родины. А что касается мирных жителей, оставшихся в станицах и городках, то только по официальным документам, таких погибло сорок тысяч человек, преимущественно женщины и дети, среди которых было много тех, чьи мужья и отцы в это время воевали против шведов в армии царя. В жертвы не были включены беглые, которых вернули боярам. И если подсчитать общее количество павших, то только за один неполный год Россия потеряла под сто тысяч убитых и, примерно столько же людей покинуло родину.
И в конце про меня, точнее сказать, про парня, в теле которого я оказался. По одной версии его убьют в бою. По другой, запытают в застенках царские палачи. Оно мне надо, такой конец? Нет, не надо. Значит, придется суетиться и думать о том, как сделать так, чтобы и в живых остаться и близким людям хорошо сделать. Надо же, родня Никифора Булавина мне уже близкие люди. Сплав сознаний в действии, а иначе это никак не объяснить.
Интересно, получится изменить историю? Ясно ведь, что одному человеку потянуть такое дело практически невозможно. Хотелось бы, чтобы среди тех, кто близок тебе по крови было как можно меньше жертв. Возможно ли такое? Пока не попробуешь, не узнаешь. Впрочем, время пока есть, надо присмотреться к людям, определиться в своем отношении к тем или иным событиям, а только потом и думать, что можно сделать.
– Ну, что, отогрелся?
Прерывая мои размышления, к костру подошел Ванька Черкес. Тот самый паренек, который в воду бросился и хотел мне помочь.
– Отогрелся, - ответил я и спросил: - Как раки, всех переловили?
– Разве их всех переловишь? Взяли сколько надо, да и все.
Подняв глаза к небу, я посмотрел на солнышко, которое клонилось к закату, и сказал:
– Дело к вечеру. Пора к дому.
– Так я чего и подошел. Пошли.
– Айда.
Вскочив на ноги, я собрал свои вещи, простенькую латаную рубаху и пояс, накинул все это на плечо, мы дождались остальных добытчиков и направились к Бахмутскому городку. Шли недолго, по редкому леску, поднялись на пологий склон и вскоре оказались на месте.
Город Бахмут был самым обычным сторожевым постом на границе Войска Донского человек на пятьсот жителей. Частокол, пара деревянных башен, ворота и широкая улица от них. Ноги сами несли меня к дому атамана, веселые и довольные удачным походом на реку мальчишки рассыпались, а я, оставшись один, вышел на майдан, и вскоре оказался на справном дворе, который был обнесен плетнем.
Все совпадает с воспоминаниями Никифора, покинувшего двор рано утром, пока его не застукала сестра или мачеха Ульяна, вторая жена батьки. Кругом чистота и пара работников, из тех, кто от бояр сбежал, заняты своими делами. Посреди двора стоит большая просторная изба, в воздухе витает вкусный запах жареной рыбы, и в животе заурчало так, что это было даже слышно.
Пока меня не обнаружили, я обогнул дом, вышел к летней кухне, где стояла печка, и полностью положился на реакции Никифора.
Шаг, другой, третий. Осторожно заглядываю на кухню. Никого, и это хорошо. Заскочил внутрь и выхватил из духовки, где стоял противень, большого пропеченного судака. Рядом лежало несколько чистых тряпиц, завернул рыбу в одну из них, и было, собрался покинуть кухню, когда меня резко схватили за правое ухо, и язвительный женский голосок, который я определил, как голос сестры Галины, поинтересовался:
– И куда это ты собрался?
– Отпусти.
Вырвавшись, я отскочил в сторону, улыбнулся и впервые в своей новой ипостаси, увидел сестру. Симпатичная брюнетка с двумя косами за плечами, чем-то похожа на меня, или я на нее. Сразу заметно, что мы родня. Я улыбаюсь, Никифор всегда так делал, когда его ловили, а Галина, напротив, хмурит брови и, уперев руки в бока, изображает из себя саму строгость. Однако заметно, что и она хочет улыбнуться. По сердцу прокатывается добрая теплая волна, реакция младшего Булавина, а значит, теперь и моя.
– Так куда ты собрался?
– повторяет свой вопрос сестрица.
– Проголодался. Думал, перехватить чего до ужина.
– Где весь день шлялся?
– На реке, раков ловил.
– А улов тогда где?
– Где-где, в реке плавает.
Делаю попытку проскользнуть к выходу, но Галина девка быстрая и ловкая, одно движение ногой по полу и, чуть не попавшись на подножку, я отскакиваю назад.
– Ладно, - сестра направляется к печи.
– Ложи рыбину на место, и иди в чистое переодевайся.
– Чего так?
– Гости у нас. Друзья батькины, есаулы верховские приехали, Филат Никифоров и Григорий Банников. Сейчас они в приказной избе, а вечером у нас будут.
– Наверное, и Андрей Мечетин с ними?
– вспоминая молодого казака из ближних к Банникову людей, который с сестрой при прошлой встрече перемигивался, спрашиваю я.
– А тебе-то что?
– Да, так, интересуюсь.
– Быстро переодеваться.
В голосе старшей сестры прозвучали приказные нотки, и Никифор знал, что в такие моменты, надо делать, что говорят, и не бузить.