Бульдог. В начале пути

Калбазов Константин Георгиевич

– Слушаюсь, государь.

– Как звать, господин капитан?

– Капитан Глотов Петр Иванович, государь.

– Готовь роту, Петр Иванович. Жди нас за городской заставой.

– Слушаюсь, государь.

– Петр Алексеевич, а какую роту с собой-то возьмем? Обе ведь готовились, – растерянно поинтересовался Иван, когда офицеры вышли.

– А капитана Измайлова.

– Может, Волкова?

– Если хотел Волкова, почто тогда спрашивал?

– Так… – Иван лишь пожал плечами, не найдясь с ответом.

– А коли спросил, то услышал мой ответ, – упрямо заявил Петр, радуясь тому, что все так удачно вышло.

Поездка

царствующих особ на богомолье с посещением от одного до нескольких монастырей не была чем-то из ряда вон. Наоборот, порядок данных выездов был давно определен. Дело это нешуточное, требовавшее изрядной подготовки. В такое путешествие цари отправлялись в окружении свиты, и поезд растягивался порой на несколько верст, сопровождаемый весьма серьезной охраной.

При Петре Первом процесс этот во многом упростился. Но и он никогда не отправлялся в подобные путешествия в одиночестве. Уж по меньшей мере с десяток ближников сопровождали его всегда. Но чтобы император отправился в подобный поход, имея при себе только две роты гвардейцев, а из придворных лишь одного фаворита… Когда речь шла об охоте, тут понятно. Ну захотел бы он посетить какой монастырь неподалеку. Так нет же, убывал на неопределенный срок, до полугода…

Тут ведь еще какое дело. Обычно монастыри заранее извещались о посещении их царствующей особой. К этому событию готовились очень серьезно. А тут… Мало того что такое непотребство, так еще молодой император заявил, что монастыри будет выбирать по своему разумению и по наитию. Мол, спасение пришло самым чудесным образом, а потому он не сомневается, что Господь направит его стопы сам, подачей какого знака или вещим сном.

Верховники буквально на дыбы поднялись. Как же так-то, ведь, случись что, им и неведомо, в какой стороне искать императора. Вполне объяснимые и обоснованные опасения. Но правда заключалась в том, что Петр и не хотел, чтобы его нашли, пока он сам того не пожелает. Подобный опыт у него уж был, когда он почти три месяца охотился в подмосковных лесах, умудряясь ускользать от разыскивавших его повсюду гонцов. Кстати, это была главная из причин, отчего он с большим опозданием получил весть о серьезной болезни сестрицы Наталии.

Затеряться с двумя мобильными ротами ему по силам. С большим поездом – и думать нечего. А у него были опасения, что его захотят извести. И не без оснований, надо заметить.

У Долгоруковых вроде присутствовала надежда на то, что все еще обойдется. Ведь вон он, Ванька, все так же в фаворитах ходит и уж примирился с батюшкой. Опять же Катерина обласкана. А то, что не допускает до себя Петр… Так он никого не допускает. Но надежда, она надежда и есть, это не полная уверенность. А вот последней-то и не было.

Как ни силен был напор верховников и церкви, Петр стоически выдержал все, не выказав слабины. Все, что оставалось недовольным, – это смириться с непреклонным решением юноши. Ну а еще в его отсутствие постараться всячески упрочить свое влияние. Тут у Долгоруковых имелось неоспоримое преимущество в виде немалого состояния. Оно позволяло перекупать не только союзников, но и заигрывать с гвардией, коей командовали их родственники.

Словом, не самое лучшее время для правителя покидать столицу. Даже в данном конкретном случае, когда он юн и неразумен, когда казна пуста, одно только его присутствие могло вселять в тех же гвардейцев уверенность в завтрашнем дне. Все же патриотов в их среде было предостаточно, причем не из той когорты, что голословно кричат о патриотизме. Подавляющее

большинство солдат и офицеров проливали кровь на полях сражений, подставляя свою грудь под пули и штыки.

Но Петр предпочел покинуть столицу. Бросить все на произвол судьбы и удалиться в неизвестность. Глупо? Еще как глупо. Вот только Петр так не считал. Все его существо кричало, что нужно покинуть столицу, и чем скорее, тем лучше. Он буквально чувствовал на своей шее руку убийцы.

– Ну чего там? – Алексей Григорьевич, будучи явно не в духе, вышел из спальни в одном исподнем.

А чем, собственно, быть довольным, коли среди ночи будят? Словно ему и без того мало проблем. Удружил Петр Алексеевич напоследок, нечего сказать. Мало было неудобств от Остермана да Головкина, так он еще и Ягужинского в верховный тайный совет ввел. Уж лучше бы Ванька оставался, со всей своей бестолковостью и непостоянством. Вот и потерял покой Долгоруков.

– Прости, батюшка, Алексей Григорьевич, да только ты сам велел в любое время гонца к тебе представлять, – рухнув на колени перед разгневанным князем, боязливо начал оправдываться дворецкий.

– Гонец?

– Точно так, батюшка.

– Так чего ты мямлишь да полы подметаешь? Не поломойка, чай. Давай его сюда.

Вести были тревожными. А главное – непонятными. В том смысле, что было абсолютно неясно, чего, собственно, от них ждать. С одной стороны, вполне в духе юного Петра. Но с другой… В свете произошедших с мальчишкой изменений это могло таить опасность. Наворочено столько всего, что и на плаху прогуляться можно.

Едва только Алексей Григорьевич переговорил с гонцом, как тут же решил вызвать братьев. Ситуация требовала немедленного совета с ними. Однако по здравом рассуждении решил не призывать Василия Владимировича. Конечно, у него под рукой вся гвардия, но, с другой стороны, когда Долгоруковы вознамерились посадить на престол Катерину, он тому воспротивился. Именно благодаря его решительному настрою тогда и отказались от этого плана.

Не имел он отношения и к подложному тестаменту. Это была целиком инициатива Василия Лукича, науськавшего и Ваньку, и его, Алексея. Поэтому фельдмаршал Долгоруков вполне мог остаться в стороне. Так что делать шаг к решительным действиям ему вовсе не с руки. А все могло обернуться так, что иного выхода-то и не будет.

Алексей Григорьевич был вроде как лидером в роду Долгоруковых. Тем не менее прекрасно понимал, что стал таковым только благодаря случаю. Что тут поделаешь, если только у него нашлась дочь, которую можно было окрутить с Петром. Пусть он и был высокого о себе мнения, но прекрасно понимал, что и умом и решительностью Василий Лукич его превосходит.

Нет. Так дело не пойдет. Пока посланник доберется до брата, пока тот соберется да приедет сюда… Время. Алексей Григорьевич буквально чувствовал, как оно утекает сквозь пальцы. Поэтому не мешкая он сам поспешил обрядиться в платье и велел закладывать сани.

Как и следовало ожидать, Василий Лукич по первости воспринял поздний визит с явным недовольством. Однако уже первых слов оказалось достаточно для того, чтобы злость от недосыпа сменилась у него крайней степенью задумчивости.

– Значит, царский эскорт съехал с тракта и углубился в лес? – переспросил Василий Лукич, усаживаясь за стол и наливая себе холодного квасу.

– Может, опять ребячество? Решил вновь затеряться от всех в лесах да предаться охоте, – не без надежды высказал свое предположение Алексей Григорьевич.