Бульдожья схватка
Шрифт:
Старательно закрыв за собой дверь и убедившись, что замок надежно защелкнут, Петр уселся за стол, ни разу в жизни не послуживший рабочим целям, — так что даже сигареты с зажигалкой на безукоризненную полировку класть не хотелось поначалу.
Стряхивая пепел в целлофановую обертку от пачки, он не спеша проделал то, что их с Пашкой уговор категорически запрещал — набрал код межгорода, потом номер Кириной шарашки. Где-то в глубине души похныкивало недовольство собой, проистекавшее из добропорядочности и офицерского честного слова, но еще более мощно о себе заявило то ли
Не занято, слава богу, удалось угодить с первого раза. Длинный гудок, еще один…
— Институт биофизики, — лениво протянули на том конце канала.
Петр моментально опознал голос — светленькая молодая лентяечка с углового стола. Никак не мог запомнить ее имя, не то чтобы заковыристое, но нестандартное какое-то, впервые встреченное. Ангелита? Алита? Алисса с двумя "с"? Вечно из памяти выпадает…
— Здравствуйте, — сказал он слегка бурчливо, хрипловато, чтобы не опознала, чего доброго. — Киру Максимовну можно?
— А кто ее спрашивает?
Странное дело, голосок Алиты-Алиссы заметно изменился. Что-то новое в нем появилось, определенно новое. Тревога? Или настороженность? Почему-то первые пришедшие на ум определения — нехорош и…
— Вряд ли вы меня знаете, — сказал Петр, старательно коверкая голос, насколько удавалось. — Уверен, не встречались. Собственно, это знакомый Петра Ивановича из Шантарска…
— А не его брат? — моментально откликнулся девичий голосок с тем же нехорошим промедлением.
— Вот уж нет, — сказал он. — Вообще не родственник. Честно говоря, даже нельзя сказать, что близкий знакомый Петра Ивановича. Если быть точным — далекий сослуживец. Я тут собирался к вам в Новосибирск, хотел ему вернуть должок. Сумма небольшая, но по нынешним временам с долгами лучше не тянуть, брал-то в переводе на зеленые…
В Новосибирске помолчали.
— Даже не знаю, как вам сказать… — протянула девчонка. — А долг-то отдавать и некому…
— То есть как? — спросил он с ненаигранным недоумением.
— Ну, они ж убились… Насмерть. Он заставил себя произнести совершенно спокойно:
— Кто?
— Петр Иваныч и Кира Максимовна. Четыре дня назад. Их и похоронили уже… Вопреки расхожим литературным штампам, перед глазами у него не плыло,
ноги не подкашивались, стены вокруг не вертелись. Просто вискам стало невыносимо жарко, а во рту — сухо и как-то по-особенному непередаваемо. И незнакомо мерзко.
— Девушка, простите, я не понял, — сказал он, заставляя себя сохранять то же расчетливое спокойствие. — Как это убились? Как похоронили? Я от него намедни письмо получил…
— А число было какое? В письме?
— Восьмое, — сказал он после короткого раздумья.
— Ну вот, а десятого они и разбились. На савельевской «шестерке». Они ж заявление собирались подавать в загс, вы знаете?
— Слышал.
— Вот… Он, вообще-то, осторожно ездил, а тут, видимо, понадеялся на прежнее уменье… Экспертиза показала, что они оба… употребили. На радостях, наверное. Вот и получилась… не совсем чтобы радость.
В ее голосе не слышалось и дежурного сочувствия — скорее уж азарт
— Где это случилось? В городе?
— То-то и оно, что за городом. Километрах в Трех от Академгородка. Там проселочная дорога, хитрый поворот, он, видимо, решил стороной объехать, не светиться перед гаишниками, или как они теперь там кличутся… Машина не загорелась, а вот разбило ее качественно. Петра Ивановича.., а вы правда не близкий знакомый?
— Правда. Скорее и не знакомый вовсе. Так, сослуживцы, я же вам говорил уже…
— В общем, Петра Ивановича опознали только по орденам и документам. Киру Максимовну, в общем, не особенно приложило, даже лицо целое… Затылок главным образом, она, видимо, не пристегнулась на проселочной. Меня муж, кстати, всегда заставляет пристегиваться…
— Значит, похоронили? — перебил Петр.
— Ну, я же говорю… Мы все ходили. И родители Киры Максимовны были. Вот только у Савельева — никого. У вас же там, в Шантарске, его родной брат живет?
— Да.
— Только ни у кого его адреса не было… Вы с ним, случаем, не знакомы?
— Не знаком, — сказал Петр сквозь жар в висках и мерзкий вкус во рту. — Совершенно.
— И адреса не знаете?
— Соответственно. Не знаю.
— Ну, я думала, мало ли… В общем, их вчера похоронили. Вы, кстати, не в курсе — ордена полагается на одну подушечку класть или каждый на отдельную? Мы на одну положили…
— До свиданья, — сказал Петр.
Нажал кнопочку «NO». Со стуком отложил телефон на стол, не сразу попал в рот сигаретой. Уж за то, что он не спит, а следовательно, происходящее вовсе не кошмар, можно было ручаться. Не сон это, а доподлинная явь. Явь, в которой ему лично, если прикинуть, не оставалось места. Он был жив, но в то же время лежал на новосибирском кладбище рядом с Кирой. «Только по орденам и документам и опознали…» Алкоголь в крови… заявление в загс…
Нет нужды долго ломать голову, чтобы вспомнить, у кого остались его документы и ордена. У индивидуума по имени Павел Иванович Савельев.
Несколько мгновений казалось, что сквозь его голову, сквозь мозги пронесся физически ощущавшийся вихрь. И этот вихрь все расставил на свои места. То, что смутными образами гуляло в подсознании, обрело ясные, четкие формулировки. То, что не оформлялось в мысли, отлилось. То, в чем самому себе было страшно признаться, всплыло на поверхность и звучало в ушах.
А еще там настойчиво присутствовала цитата, уж и не вспомнить откуда: «голая, как правда». Как правда. Голая…
Если набраться смелости и взглянуть фактам в лицо, голая правда такова: брательник Пашка — явный сексуальный маньяк, субъект с подозрительными связями, шантажист, мошенник и… Наберись смелости хоть теперь пойти до конца — и убийца, как ни страшно это произносить пусть про себя. И убийца. Врач Николай Петрович мог и в самом деле попасться вечером на глаза обкурившейся шпане. Марушкин мог и в самом деле вогнать себе убойную дозу героина. Но в сочетании с только что услышанным сообщением об аварии…