Булгаков

Соколов Борис Вадимович

В Н. п. д. Булгаков заявил решительную антивоенную позицию, к которой привел его опыт первой мировой и гражданской войн: «Проклятие войнам отныне и вовеки!».

Некоторые кавказские впечатления, зафиксированные в Н. п. д., отразились позднее в романе «Мастер и Маргарита». Так, в рассказе мы находим портрет убитого и ограбленного казаками чеченца: «У края брошенной заросшей дороги лежит чеченец. Руки разбросал крестом. Голова закинута. Лохмотья черной черкески. Ноги голые». Тут можно вспомнить распятие Иешуа Га-Ноцри и двух разбойников, от чьих лохмотьев отказались палачи. Убитый чеченец лежит в позе распятого, и его труп густо облепили изумрудные мухи, как и тела живых еще Га-Ноцри, Гестаса и Дисмаса. Герой Н. п. д. наводит цейсовский бинокль на близлежащую гору и видит странную картину:

«…Цейс галлюцинирует! Холм, а на холме, на самой вершине — венский стул! Пустыня! Кто же на гору затащил стул? Зачем?» В «Мастере и Маргарите» подобным образом описано последнее пристанище Понтия Пилата: «Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине… Луна заливала площадку зелено и ярко, и Маргарита скоро разглядела в пустынной местности кресло и в нем

белую фигуру сидящего человека». Не исключено, что здесь запечатлена знаменитая Столовая гора, у подножья которой расположен Владикавказ.

НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА, квартира № 50 в доме 302-бис по Садовой улице в романе «Мастер и Маргарита». В Н. к. поселяется Воланд и его свита. Здесь происходит контакт потусторонних сил с современным московским миром. Прообразом Н. к. послужила квартира № 50 в доме № 10 по Б. Садовой улице в г. Москве, где Булгаков жил в 1921–1924 гг. Кроме того, некоторыми чертами планировки Н. к. соответствует более просторной квартире № 34 в том же доме, где писатель поселился в период с августа по ноябрь 1924 г. Вымышленный номер 302-бис — это зашифрованный номер 10 здания-прототипа по формуле 10=(3+2)х2. В этом номере угадывается также связь с нечистой силой (по-украински «бис» означает «бес»). Кроме того, фантастически большой номер (ни на одной из Садовых улиц в Москве не было и нет дома с таким большим номером) должен подчеркнуть нереальность происходящего, так же как и невероятно большой номер отделения милиции, выдавшего паспорт дяде Берлиоза Максимилиану Андреевичу Поплавскому — 412-й.

Квартира № 50 запечатлена в ряде рассказов и фельетонов: «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна», «Псалом», «Самогонное озеро», «Воспоминание…» и др.

Первая жена Булгакова Т. Н. Лаппа вспоминала квартиру № 50 и прототипа погубившей Берлиоза Аннушки Чумы: «Эта квартира не такая, как остальные, была. Это бывшее общежитие, и была коридорная система:, комнаты направо и налево. По-моему, комнат семь было и кухня. Ванной, конечно, никакой не было, и черного хода тоже. Хорошая у нас комната была, светлая, два окна. От входа четвертая, предпоследняя, потому что в первой коммунист один жил, потом милиционер с женой, потом Дуся рядом с нами, у нее одно окно было, а потом уже мы, и после нас еще одна комната была. В основном, в квартире рабочие жили. А на той стороне коридора, напротив, жила такая Горячева Аннушка. У нее был сын, и она все время его била, а он орал. И вообще, там невообразимо что творилось. Купят самогону, напьются, обязательно начинают драться, женщины орут: «Спасите! Помогите!» Булгаков, конечно, выскакивает, бежит вызывать милицию. А милиция приходит — они закрываются на ключ и сидят тихо. Его даже оштрафовать хотели». В отличие от коридорной системы № 50, в квартире № 34 было пять комнат, в двух из которых жил богатый финансист Артур Борисович Манасевич с женой, еще в одной — их прислуга, в четвертой — Александра Николаевна Кибель с сыном Вовкой, послужившие прототипами героев рассказа «Псалом», а в пятой вместо выехавшего сына А. Б. Манасевича — будущего писателя Владимира Артуровича Лёвшина (Манасевича) (1904–1984) — поселились Булгаков с Т. Н. Лаппа. В Н. к., в отличие от квартиры № 50, живут относительно интеллигентные жильцы (оба — партийцы), скорее напоминающие обитателей квартиры № 34 — директор Театра Варьете Степан Богданович Лиходеев, держащий прислугу Груню, и председатель МАССОЛИТа Михаил Александрович Берлиоз, имеющий общие с Булгаковым инициалы и писательскую профессию.

НИКАНОР ИВАНОВИЧ БОСОЙ, персонаж романа «Мастер и Маргарита», председатель жилищного товарищества дома 302-бис по Садовой, где расположена Нехорошая квартира. В ранней редакции романа Н. И. Б. звался Никодимом Григорьевичем Поротым, заставляя вспомнить автора апокрифического Никодимова Евангелия, особенно подробно излагавшего историю Понтия Пилата. Н. И. Б. завершает длинный ряд управдомов-мошенников в булгаковском творчестве, начатый «барашковым председателем» в «Воспоминании…», Швондером в «Собачьем сердце» и Аллилуйей-Портупеей в «Зойкиной квартире» и продолженный Буншей-Корецким в «Блаженстве» и «Иване Васильевиче». Председатель жилтоварищества дома 302-бис достаточно далеко ушел от своего прототипа — управляющего домом № 50 по Б. Садовой караима К. Сакизчи (в рассказе «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна» он выведен под именем Христи), превратившись в русского, а после проделок Воланда уверовавшего в христианского Бога: «— Бог истинный, бог всемогущий, — заговорил Никанор Иванович, — все видит, а мне туда и дорога. В руках никогда не держал и не подозревал, какая такая валюта! Господь меня наказует за скверну мою, — с чувством продолжал Никанор Иванович, то застегивая рубашку, то расстегивая, то крестясь, — брал! Брал, но брал нашими, советскими! Прописывал за деньги, не спорю, бывало…

На просьбу не валять дурака, а рассказывать, как попали доллары в вентиляцию, Никанор Иванович стал на колени и качнулся, раскрывая рот, как бы желая проглотить паркетную шашку.

— Желаете, — промычал он, — землю буду есть, что не брал? А Коровьев он черт.

Всякому терпению положен предел, и за столом уже повысили голос, намекнули, что ему пора заговорить на человеческом языке.

Тут комнату с этим самым диваном огласил дикий рев Никанора Ивановича, вскочившего с колен:

— Вон он! Вон он за шкафом! Вот ухмыляется! И пенсне его… держите его! Окропить помещение!

Кровь отлила от лица Никанора Ивановича, он, дрожа, крестил воздух, метался к двери и обратно, запел какую-то молитву и, наконец, понес полную околесицу».

Ловля Н. И. Б. черта — Коровьева-Фагота у следователя ОГПУ разительно напоминает поиски черта Иваном Карамазовым во время допроса в «Братьях Карамазовых» (1879–1880) Федора Достоевского (1821–1881), причем оба героя одинаково сходят с ума. У Булгакова идет пародийное снижение по сравнению с Достоевским: в черта, а через него и в Бога поверил не образованный богоборец-нигилист, а полуграмотный хапуга-управдом.

Эпизод сна Н.И.Б., где он видит себя в помещении очень своеобразного театра (там небритых мужчин заставляют сдавать валюту и ценности), навеяна личными впечатлениями близкого друга Булгакова филолога Н. Н. Лямина. Как вспоминала вторая жена Лямина Н. А. Ушакова (1899–1990), «Николая Николаевича тоже вызвали. Уж не знаю, почему они решили, что у нас что-то есть. Может быть, потому, что они уже вызывали первую жену Николая Николаевича — Александру Сергеевну Лямину, которая была из известной купеческой семьи Прохоровых, кроме того, у них уже сидела ее тетка. Николай Николаевич просидел там недели две». В 1929 г. ОГПУ начало кампанию по изъятию у населения валюты, золота и драгоценностей. Подозреваемых «валютчиков» держали в тюремных камерах иногда по несколько недель в надежде, что те «добровольно» выдадут хотя бы часть того, что имеют. При этом задержанных кормили соленой пищей, а воды давали мало. 11 декабря 1933 г. третья жена писателя Е. С. Булгакова зафиксировала в дневнике, как дальний родственник А. М. Земского (1892–1946) (мужа сестры Булгакова Нади) «сказал про М. А.
– послать бы его на три месяца на Днепрострой, да не кормить, тогда бы он переродился. Миша: — Есть еще способ — кормить селедками и не давать пить». Здесь соответствующий способ Булгаков, очевидно ассоциировал не только с гоголевским Городничим, практиковавшим в «Ревизоре» (1836) подобное в отношении купцов, но и со страданиями Лямина и других «валютчиков». Н. А. Ушакова свидетельствовала, что тетка ее мужа, Прохорова, «у них уже долго сидела. Какое-то ожерелье или колье они искали… не помню, чье оно и у кого было спрятано. И Николая Николаевича все время об этом спрашивали, но он от всего отказывался и говорил, что ничего не знает. А первую жену Николая Николаевича тоже туда вызывали и тоже о колье спрашивали, но они заранее договорились ни в чем не признаваться. В общем, он ничего не говорил о тетке до тех пор, пока ее не провели перед ним. Тогда он убедился, что они ее все равно знают. Потом у нас сделали обыск, но у нас, конечно, ничего не было, и они унесли две дешевые побрякушки со стекляшками вместо камней, и Николая Николаевича выпустили. И вот, он Булгакову обо всем этом подробно рассказывал, и тот написал эту главу про сон Никанора Ивановича почти слово в слово». Возможно, арест Лямина произошел осенью 1931 г. 26 октября 1931 г. Булгаков сообщал в письме своему другу философу и литературоведу П. С. Попову в Ленинград: «Коля (Н. Н. Лямин. — Б. С.) живет пристойно, но простудился на днях». Слова о простуде могли быть иносказательным сообщением о задержании. Первый вариант главы о сне Н. И. Б. был написан в сентябре 1933 г. Тогда она называлась «Замок чудес». 17 и 27 сентября, судя по записям Е. С. Булгаковой, писатель читал ее Лямину. В дальнейшем глава неоднократно переделывалась и частично уничтожалась, вероятно, из-за политической остроты содержания. Однако и в окончательном тексте сохранилась история тетки Пороховниковой на Пречистенке, скрывающей валюту и драгоценности. В фамилии Пороховникова угадывается созвучие с Прохоровыми.

В первом варианте главы «Последний полет» романа «Мастер и Маргарита», написанном в июле 1936 г., Воланд предупреждал Мастера: «Исчезнет из памяти дом на Садовой, страшный Босой, но и исчезнет мысль о Га-Нноцри, и о прощенном игемоне». Скорее всего, первоначально Н. И. Б. должен был быть фигурой более зловещей — не только взяточником, но и вымогателем и доносчиком, возможно, игравшим по отношению к Мастеру ту же роль, которая в окончательном тексте досталась Алоизию Могарычу. Очевидно, тогда Н. И. Б. проецировался на кого-то из «теплой компании» жилтоварищества дома № 50 по Б. Садовой, о которой Булгаков писал сестре Наде 1 декабря 1921 г.: «Одно время пережил натиск со стороны компании из конторы нашего дома. «Да А. М. (имеется в виду муж Н. А. Булгаковой А. М. Земский. — Б. С.) триста шестьдесят пять дней не бывает. Нужно его выписать. И вы тоже неизвестно откуда взялись» и т. д. и т. д. Не вступая ни в какую войну, дипломатически вынес в достаточной степени наглый и развязный тон, в особенности со стороны С., смотрителя. По-видимому, отцепились. Андрея настоял не выписывать… С. довел меня до белого каления, но я сдерживаюсь, потому что не чувствую, на твердой ли я почве. Одним словом, пока отцепились». 24 марта 1922 г. писатель сообщал сестре: «…Дом уже «жилищного рабочего кооператива», и во главе фирмы вся теплая компания, от 4–7 по-прежнему заседания в комнате налево от ворот». Также и Н. И. Б. наделен только одной страстью — к еде и выпивке. От любимого занятия его и отрывают сотрудники ОГПУ. В окончательном тексте Н. И. Б.
– фигура уже не столь зловещая, в большей мере юмористическая.

Репертуар, которому вынуждены внимать Н. И. Б. и арестованные валютчики, определялся циркуляром от 4 августа 1924 г., подписанным одним из руководителей ОГПУ Генрихом Григорьевичем Ягодой. Там утверждалось, что тогдашний репертуар лагерных и тюремных театров «ни в какой мере не соответствует задачам перевоспитания заключённых; постановки переполнены сентиментализмом, порнографией и пьесами, отрицательно влияющими на психику заключённых». Сам Генрих Григорьевич знал толк в порнографии. После ареста, последовавшего 28 марта 1937 г., у Ягоды при обыске нашли большую коллекцию порнографии и, в частности, 11 порнофильмов и 3904 порнографических фотографии. Но одно дело — он сам и друзья чекисты и прочие представители советской элиты, и совсем другое — зэки, которых надлежит кормить только «идеологически выдержанной» культурной продукцией, без всяких там сентиментальностей или непристойностей. У Булгакова в «Мастере и Маргарите» спародирован и такой «правильный» тюремный репертуар. Управдом-взяточник Никанор Иванович Босой оказывается в кампании арестованных валютчиков, которым в воспитательных целях читают со сцены «Скупого рыцаря». Правда, при ближайшем рассмотрении в бессмертных пушкинских строчках обнаруживается скрытый подтекст, относящийся к совсем недавним событиям революции и гражданской войны. Драматический артист Савва Потапович Куролесов, читающий монолог Скупого рыцаря, в черновиках романа звался куда прозрачнее — Ильей Владимировичем Акулиновым. Здесь ясно видна связь с основателем Советского государства Ульяновым-Лениным (Владимир Ильич — Илья Владимирович, Ульяна Акулина) подробнее см.: Ленин).