Бульон терзаний
Шрифт:
– Так, тебе, кажется, тоже на «Юго-Западную»? – резко перебила его Елена. – Тогда быстро в машину. Мы уезжаем.
Федя примолк и испарился. Елена подошла к Владимиру и серьезно сказала:
– Я теперь отключаю телефоны даже перед сном. Стала высыпаться. И больше успеваю по работе, хотя куда больше, да? Сегодня пошла обедать и оставила все трубки в кабинете. Звонков пропущенных было – в три года не обскачешь. Ничего, всех обскакала. Теперь нужен более жесткий эксперимент. Что вы там говорили про театр?
– Посоветовать
– Срочно. Прям завтра надо. А то телефоны меня опять подчинят.
– Знаете, вот так чтобы сразу завтра… Вообще-то билеты в театр покупают заранее, за месяц. Конечно, в наш театр я мог бы провести вас в любой день, но в следующий раз я играю, извините, в детской пьесе, подменяю среднего брата. А ждать более подходящего спектакля вы не готовы.
– Не готова. И чего делать теперь? Я уже платье купила и сумочку.
– Может быть, кинотеатр? Там тоже можно выключить телефоны.
– Заметано. Тогда завтра идем в кинотеатр. Встречаемся в семь на «Курской». Билеты я закажу через Интернет.
– Мы вдвоем идем, да? – уточнил Владимир.
– Вдвоем. Телефоны ведь не в счет, я их выключу. Запишите мой основной номер, а мне дайте ваш, чтоб не потеряться.
Владимир выполнил ее указания, а потом присел на ближайший стул и стал смотреть перед собой невидящим взглядом. Платье, сумочка, кинотеатр. Виленин идет в кино. Виленина пригласили на свидание.
Постепенно разъехались все артисты. За Ядвигой Петр Светозарович прислал личного шофера, но она почему-то медлила.
– Ну вот… – произнесла она, проходя мимо Владимира.
– До следующей репетиции, – раскланялся тот, – всего наилучшего.
– Как тебе?
– Неплохо, неплохо. Только меня тревожит твой муж.
– Пусть он тебя не тревожит.
– Если он так и будет пропускать репетиции…
– Он не будет. Я с ним поговорю. Знаешь… – Она замолчала, как бы собираясь с мыслями: – А я ведь соврала.
– Что?
– Я была влюблена в тебя.
– Что-что?
– Тогда, на съемках фильма. В детстве.
– А, – Владимир улыбнулся через силу. Что было, то прошло.
– Мне было стыдно, что я, как и все в классе, влюбилась в тебя. Как будто я самая обыкновенная. Я никому об этом не говорила, никогда – ты первый. По прошествии стольких лет, наверное, не стыдно?
– Нет… не стыдно. – Владимир поднялся со стула – неудобно сидеть, когда перед тобой стоит дама.
– Это было очень давно, – строго сказала Ядвига, легонько оттолкнула его, словно он мешал ей пройти, и быстро зашагала в сторону выхода.
Владимир стоял посреди импровизированной сцены и комкал в руках воздух. Потом подпрыгнул на месте, изо всей силы топнул ногами об пол и выкрикнул в темноту склада:
– Чего она добивается? Зачем вот это все? Весь этот Альмадовар???
Из темноты тихо шагнула Ульяна. Почему-то с полотенцем через плечо и с зубной щеткой в руке.
– Ей нужно внимание, – сказала она. – Вы сегодня делали замечания абсолютно всем – кроме нее.
– А с какой стати я буду делать ей замечания? Она все правильно понимает с первого раза. В отличие от вас, обалдуев. А танец – вообще вне критики.
– Вы бы похвалили ее за танец. Она ведь для этого подходила. А лучше сказали бы при всех – язык бы не отсох.
– Не знаю. У нас в театре так: если хорошо, то надо молчать, чтоб не сглазить. И чтоб другие не пытались повторить чужую удачу – всегда выходит плохо. Ругать – да, нужно и необходимо.
– Но мы же не в вашем театре. Мы ведь на самом деле не артисты, а просто люди. Разве даже вам не было приятно, когда вас сегодня хвалили?
– Вообще, было, да. Мне еще курицу в магазине уступили. Да, наверное, ты права. В следующий раз – похвалю. Ну давай, поехали, я тебя подброшу. Нину у нас кто-то отбил, пока я тут думал… обдумывал, как усовершенствовать одну сцену.
– Спасибо, не надо.
– Что – не надо? Ночь на дворе, до остановки автобуса пилить через тьму, и, ходят ли они еще, большой вопрос. Поехали. Пока я добрый. Добрый режиссер – большая редкость. Давай в темпе, хотя бы до метро.
– Да не волнуйтесь, езжайте себе.
– Мне уйти, да? А у тебя тут секретное дело? И я потом буду давать показания как последний, кто тебя видел?
– Ничего секретного. Просто я тут заночую.
– Здесь? На складе?
– Ну да, на диване, на втором этаже. Петр Светозарович разрешает сотрудникам здесь спать. Таир почти год тут жил. А у меня с собой белье постельное, пижама, зубная щетка.
– А дома спать – не судьба? Или Петр Светозарович вам дома спать не разрешает?
– Я не могу сегодня домой идти.
– Проблемы какие-то? Поссорилась с мужем?
– Нет… То есть да… Но давно, еще до свадьбы… Понимаете, мы снимаем комнату вдвоем с подругой. И к ней сегодня зайдет… уже, то есть, зашел – один человек… Я хочу, чтобы он остался на ночь. Поэтому соврала, что заночую в гостях.
– На складе, то есть.
– Про склад ей нельзя знать! Иначе она рассердится, что я за нее все решила. А он ей подходит. Они очень хорошо смотрятся вдвоем.
– Слушай, ну нельзя так собой жертвовать. Кухня у вас в квартире есть?
– Она общая. И там сейчас временно живет продавщица из магазина напротив. Ей было некуда пойти…
– Сколько же вас там всего?
– Да немного. Мы вдвоем в большой гостиной, Танька в проходной, но она редко ночует. Две ее однокурсницы – в комнате с камином. Алевтина в угловой.
– Да у вас там как в фильме «Девчата»! – не удержался Владимир.
– Ну да, – неуверенно улыбнулась Ульяна, – еще две девочки в столовой и одна – в бывшей кладовой, там нет окон, но зато тихо. Ну и тетя Назгуль на кухне, но она временно. Зато квартира в центре. И до работы недалеко.