Бульвар Сансет и другие виды на закате
Шрифт:
– А чего атолл? Атолл, как атолл! Домики розовые прямо на берегу. Пальмы. Мастер-немец тоже тогда ближе к берегу взял, чтоб на теток посмотреть. Там, говорит, голые все ходят… Нам, между прочим, тогда за стакеры почти по двести евро заплатили. Нормально, да?
– А что тетки? Правда голые? – спросил поваренок.
– Конечно, а какие же еще! – уверенно ответил боцман.
– Да слушай ты его больше! – вклинился в разговор старший механик. –Боцман, кончай пацану лапшу вешать! Мусульманская страна – какие там тетки голые?
– Вы, дедушка, сами не были и
– Huvadhoo island, Huvadhoo island, this is motorvessel «Lunar Tide»…
Через полчаса подошли достаточно близко. Капитан вышел на левое крыло, моряки потянулись следом. Хмурились, передавали из рук в руки бинокли.
Им открылась мертвая, черная, каменистая пустыня. Никаких следов растительности, не говоря уже о постройках или каких бы то ни было признаков человеческой деятельности. Все, кроме камня, было слизано огромным, безжалостным языком цунами.
– Это что, теперь везде так? – тихо спросил кто-то.
Ему не ответили. Когда атолл остался за траверзом, вернулись на мостик, и до выхода из пролива никто не проронил ни слова.
Остров снова превратился в темную полосу на горизонте.
Капитан оторвался от радара, взглянул на часы.
– Андрей, точку на карте на двенадцать двадцать четыре. Шесть с половиной миль от западного мыса, пеленг – сто два. И проложи из нее курс двести двадцать пять. Рулевой – на ручное управление!
– Понял! – «Третий» кинулся к карте.
Матрос встал к штурвалу, щелкнул переключателем.
– На ручном!
– Руль лево десять, ложимся на двести двадцать пять!
– Лево десять, на двести двадцать пять!
Судно качнулось и слегка накренилось на левый борт.
– Я так понимаю, в Европу мы уже не идем? – спросил стармех.
– Нет, – ответил капитан и обвел взглядом моряков на мостике, отвечая всем сразу. – Во всяком случае, через Красное море и Суэц не идем. Если это война, то основной удар пришелся по Северному полушарию. Чем дальше на север, тем больше шансов попасть под радиацию. Поэтому планы такие: будем уходить на юг, прижмемся к Мадагаскару миль на пятнадцать-двадцать, чтобы видеть береговую линию и иметь возможность связаться с берегом по УКВ.
– А почему Мадагаскар? – спросил боцман. – Что нам там делать?
– Делать там нечего. В Африке нас никто не ждет при любом раскладе. Так я и не говорю про заход в порт, боцман! – Капитан почувствовал, что повысил голос, и продолжил на полтона ниже. – В первую очередь, нам нужна связь, информация. Будем продвигаться на юг вдоль африканского побережья, на Дурбан, на Игольный, и вызывать берег по УКВ. Кто-то же должен отозваться!
– А если не отзовутся? – спросил стармех.
– Не отзовутся – пойдем вокруг Африки до Гибралтара. Топлива у нас достаточно.
Стармех кивнул.
– Тысяча тридцать тонн. По тридцать две тонны на тридцать два дня эконом-ходом. Плюс дизельного дня на три.
– А дальше? А потом куда? – почти хором спросили сразу трое.
Капитан вздохнул, неопределенно покачал головой.
Если бы он знал… Но капитан не может заявить: «Я не знаю». Особенно, в критической ситуации. Так гласил один из главных законов старого флота. И он сказал то, что кто-то должен был сказать вслух:
– Дальше по обстановке. Надеюсь, все понимают, что в случае ядерной войны вернуться домой у нас шансов практически нет. – И не удержался, оставил лазейку, лучик надежды, без которого все вообще теряло смысл. – В ближайшее время, я имею в виду.
5
Дверь отворилась беззвучно, но еще до того, как она отворилась, мама повернулась на бок и открыла глаза.
– Что такое? – шепотом спросила она. – Ну-ка, беги скорей ко мне!
Мальчик прошлепал босыми ногами по полу и забрался под одеяло.
– Мне не спится, мамочка, – прошептал он.
– Ты, наверное, играл в «Создателя»?
– Нет, мамочка, я же тебе обещал не играть ночью. Просто не спится. А тебе спится?
– Мне тоже не спится, – солгала мама. – Зато теперь мы устроимся поудобнее и попробуем уснуть. Ложись на бочок и закрывай глаза.
Мама пошевелилась, выгнула спину и надавила назад. Ей удалось сантиметров на десять сдвинуть спящего папу.
– Мама, а почему людям бывает грустно?
– Тебе грустно, малыш? Давай, я тебя обниму и…
– Нет, не мне, – сказал мальчик и махнул рукой в сторону двери. – Ему.
– Твоему маленькому человечку?
– Да. Ведь у него все есть! Целая планета!
– Ему уже надоело ее исследовать?
– Не знаю… Нет, не надоело! Вчера он играл на берегу реки. Потом забрался на большое бревно, а оно поплыло. Бревно плыло целый день. Мальчику было интересно. Потом бревно причалило к берегу, и он пошел гулять. Он играл со зверями в лесу. А утром снова поплыл. Он плывет по реке уже четыре дня, но ему опять грустно. Особенно вечером, когда садится солнце. Почему, мамочка?
– Хорошо, давай подумаем. Вот скажи, тебе ведь тоже бывает грустно? Ну, или раньше, до «Создателя». Ведь было?
Мальчик кивнул.
– Было. Это когда ты поскользнулась и упала на улице, а папа повез тебя в больницу.
Мама погладила его по голове и прикоснулась губами к волосам.
– Нет, это не считается. Ты просто жалел свою мамочку.
– Конечно, жалел! А еще было очень грустно, потому что я остался дома один.
– Да, малыш. И мы за тебя тоже очень переживали. А разве ты не мог поиграть в какую-нибудь компьютерную игру или посмотреть мультики?
– Мне совсем не хотелось играть… Ой, мамочка! Я понял! Ему грустно, потому что он один!
– Тихо, а то разбудим папу. Ты у меня такая умница!
– Надо создать ему маму и папу!
– Нет, мой хороший, мамы и папы не создаются. То есть, они создаются, конечно, но раньше детей. Попробуй создать ему друга.
– Хорошо, мамочка. Завтра утром, как только проснусь.
– Нет. Как только проснусь и позавтракаю. Да?
– Да, мамочка. После завтрака.
Мальчик откинулся на подушку и прошептал: